Борьба пастыря с языческими суевериями

Проблема суеверий и языческих остатков издавна волновала нашу Церковь[1], а с особой силой данная духовная болезнь волнует церковное сознание сейчас, когда на законодательном уровне государство свободно открыло дверь любого уровня духовным практикам, а значит и язычеству.

И священник, и сколько-нибудь богословски образованный прихожанин сталкивается с этим патологическим явлением систематически.

Когда умирает человек, и он, и близкие ему люди соприкасаются с чем-то доселе неведомым. Умерший – непосредственно, а его близкие постольку, поскольку и являются умершему именно «близкими», т.е. людьми, которые при жизни делили с покойным его радости и беды. Ведь многие богословы, а это и кардинал Йозеф Рацингер[2] (в книге «Введение в христианство»), и проф. В.Н. Лосский («Очерк мистического богословия Восточной церкви») говорят о таинственной научно необъяснимой, связи всего человечества. Оказывается, при том, что каждый отдельный человек есть индивидуум, личность, человечество это не что-то разбросанное, разобщенное, но есть нечто цельное, имеющее между собой тесную связь. Поэтому и в смерти мы не расстаемся с человеком, особенно это ощущается в первые дни после смерти.

Во время отпевания к близким начинают цепляться «всезнающие» прихожанки в возрасте. Они и сигареты под голову усопшему кладут, и переменную одежду, и деньги в могилу сыплют, яко бы выкупая землю (сами не зная для кого этот выкуп). Для нецерковных людей это непонятное невежество, для воцерковленных (имеются в виду не просто ходящие в храм люди) - серьезный соблазн. Можно заметить смущение и самого священника, который не раз пробовал пресечь такого рода выходки, но тщетно.

И это лишь касательно одних похорон, а в такие ситуации, когда со всех сторон к тебе цепляются с советами как «правильно» себя вести и что делать, попадает человек, приступая к церковным таинствам и священнодействиям. В разговорах со многими священниками России, Беларуси, Украины, Латвии выяснилось, что такие действия особо активных прихожан не являются редкостью.

При попытке найти сколько-нибудь серьезную литературу в помощь пастырю по данной тематике автор столкнулся с определенными трудностями. Все на уровне газетных и журнальных статей. Есть отдельные исследования взаимоотношений христианства и язычества, но носят они чисто светский характер. Конечно же, нельзя обойти вниманием книгу профессора диакона Кураева А.В. «Оккультизм в православии», где он серьезно затрагивает эту проблему языческих рецидивов в приходской жизни. Еще одна книга вышеуказанного автора – «Традиция. Догмат. Обряд», в ней также поднята эта тема, но там он ее лишь слегка касается.

Данная дипломная работа – попытка (здесь абсолютно нет никакой претензии на огромное научное исследование) проанализировать такого рода явления в сознании православных прихожан и уже хотя бы этим помочь пастырю врачевать духовную болезнь в каждом отдельном случае.

А это действительно болезнь, ибо практика показывает, что многие православные прихожане придают этим пережиткам огромное, если не основное, значение. И такое их «православие» нужно предавать значительной коррекции. Поэтому пастырь, зная истоки конкретного суеверия и понимая его опасность для души своего прихожанина, сможет мягко и тактично направить его в правильное русло, не задевая человека за живое.

Язычество нужно изучать как древнейший период нашей культуры, младенческий период жизни наших пращуров, что поможет ощутить ту почву, в которую было брошено семя Христовой веры.

Проблемой языческих верований славян занимались очень многие ученые и исследователи, среди которых особо нужно отметить:

1. Сахаров И.П. Сказания русского народа. Славяно-русская мифология. М. 1836;

2. Срезневский И.И. Святилища и обряды языческого богослужения славян. Харьков, 1846;

3. Костомаров H. Славянская мифология. Киев, 1847;

4. Шеппинг А. Мифы славянского язычества. М., 1849;

5. Фаминцын А. С. Божества древних славян. СПб., 1884;

6. Сырцов И. Мировоззрение наших предков русских славян-язычников до крещения Руси, вып. 4. I Мифология. Кострома, 1897;

7. Аничков Е.В. Язычество и древняя Русь. СПб., 1914;

8. Кагаров Е.Г. Религия древних славян. М., 1918;

9. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981; Иванов В. В.,

10. Топоров В.H. Славянская мифология. В кн.: Мифы народов мира. М., 1982;

Для нас же имеет особенное значение не только лишь описание божеств и основных мировоззренческих тенденций, простая констатация фактов, хоть и это необходимо как фундамент, но главное - дать анализ этому явлению через призму христианства, сквозь евангельскую Истину. С достоинством эту миссию выполнил Гальковский H.М. в своем труде «Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси». Данный труд, наверное, единственный с нужным нам уклоном. Во время Первой мировой войны в Харькове, в 1916 году издан трехтомник, который оставался долго незаслуженно незамеченным многими исследователями этой проблемы. А эту работу трудно переоценить.

В наше время много говорится о возрождении Православия на восточнославянских землях, и это совершенно справедливо. Строятся новые храмы, открываются приходы, ведутся огромных масштабов работы по реставрации старых, заброшенных в советские времена храмов и монастырей. Но, наряду с этим, видим и обратную сторону, о которой говорит, в частности, профессор Андрей Кураев: «Так что надо отдавать себе отчет в том, что не столько Православие пробуждается и набирает силу на просторах России (не ошибемся, если будем считать все пространство бывшего Советского Союза – А.И.), сколько архаика. Язычество».[3]

Современные «ценности», навязываемые нам извне телевидением и прессой, да и всей нынешней «культурой»[4] в наш потребительский век активно диктуют свои правила, в том числе и в религиозной области. На всех этапах истории (в большей или меньшей степени) мода во многом определяла направление деятельности человека. Но на сегодняшний день здравомыслящий человек явно ощущает ее давление, и при том вектор ее заметно изменился. Как справедливо заметил тот же диакон Андрей Кураев, «от неверия мода бросается во всеверие, минуя трезвую середину Традиции»[5].

От веры человека зависит то, какую цель он будет преследовать на протяжении всей жизни, какую систему, иерархию ценностей он сам для себя построит. И чем скорее человек определится с выбором, тем больше он успеет сделать.

В 988 году мы навсегда отказались от блудодеяний с иными богами, навеки сочетались с Единым Живым Богом. И поэтому нам, сделавшим выбор в пользу Православия, идущим столько времени его стезей, больно смотреть на грубое коверкание его путем оглядывания назад. Сам факт нашей веры не дает права молчать, когда его идеалы попираются профанацией и подменой. Отсюда, «вера всегда включает в себя элемент борьбы с суевериями. Богословский разум всегда осаживает религиозно-фольклорные, магические и языческие «предрассудки»»[6].

Данное дипломное сочинение имеет стандартную структуру. Состоит оно из введения, пяти глав и заключения. Стиль довольно сложный и разнородный, что можно объяснить самой спецификой тематики работы.

Хотелось также выразить искреннюю благодарность тем, кто помогал автору в подборе материала для написания данной работы:

· Его Высокопреосвященству Высокопреосвященнейщему Варфоломею (Ващуку), архиепископу Ровенскому и Острожскому, который предоставил материалы по этнографии восточных славян;

· Протоиерею Олегу Валяеву, который помог подобрать значительную часть вспомогательных источников, очень важных по данной тематике;

· Протоиерею Сергию Гордуну, доценту Мин ДА и С кандидату богословия, моему научному руководителю, за его очень важные и существенные советы, а также всем, кто помогал мне в написании дипломной работы.

ГЛАВА I

ПАСТЫРЬ И ПРИХОД

И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его… Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец…

Ин. 10. 4,11

Мы должны остерегаться кощунства смешивания нас, служителей Истины с ней самой.

Анри де Любак

В жизни каждого человека наступает момент, когда перед ним, где-то в неизведанных доселе глубинах души, встает вопрос о его самоидентификации, о смысле жизни, о роли и назначении в ней именно «меня», и так остро, что человек не может от него отрешиться[7]. Скажем словами современного философа-богослова Христоса Яннараса: «В какой-то момент, «за поворотом нашего пути», мы сталкиваемся лицом к лицу с болезнью, дряхлением, смертью. Тогда-то и встают перед нами во всей неумолимой ясности вечные вопросы: в чем логика нашего эфемерного биологического существования? Неужели все завершается ямой, засыпанной землей? Что угасает в нас с приходом смерти и оставляет безжизненное тело рассыпаться в прах?..»[8].

А это - тот глас Божий, который заложен Богом при творении, именно о нем говорит бытописатель, повествуя о творении человека: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему…И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» (Быт. 1. 27, 2. 7). Эта-то «живая душа» и стремится туда, откуда взята – к Богу. А в «подобии» святоотеческая экзегеза всегда видела установку на перспективу, как задачу для человека стать подобным Богу, максимально сблизиться с Ним, стать с Ним одним целым, при этом, не теряя себя как личности. Таким образом, этот глас Божий как бы подталкивает человека к этой цели его существования. Но в драме грехопадения, человек затмевает этот Божественный образ, заболевает грехом и своими силами уже не может осуществить своего призвания.

Именно для того, чтобы разрушить эти оковы греха, восстановить падший образ Бога в человеке, и пришел на землю Богочеловек Иисус Христос, именно для этого Он и созидает Свою Церковь. Вознесшись к Отцу видимо, невидимо Он всегда присутствует в Своей Церкви: «И се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф. 28. 20), органически связан с ней: «Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода» (Ин. 15. 5). Человеку одному не достичь цели богоуподобления: «Мы знаем, когда падает кто из нас, он падает один; но никто один не спасается. Спасающиеся же спасаются в Церкви, как член ее, и в единстве со всеми другими ее членами»[9]. Это огромнейший труд синергии человека, его свободы и Бога, совершается в Церкви.

Итак, мы подошли к одному из самых сложных вопросов – проблеме определения Церкви. Что такое Церковь? Какова ее природа? Где ее границы?.. Наверное, никто не может дать исчерпывающий ответ на эти вопросы. Но ведь апостол Петр говорит: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Пет. 3. 15). И нужно хотя бы пытаться в рамках нашего, человеческого, понимания дать ответ на эти важнейшие вопросы. Некоторые богословы в непонимании существа Церкви даже видят «основное зло современности, ее разъедающую язву, - это даже не столько маловерие во Христа Иисуса, сколько непонимание или легкомысленное отношение к учрежденной Им Его единоспасающей Церкви, что наблюдается как в среде мирян, так, увы, и самого духовенства»[10].

Наиболее близок к истине был апостол Павел, когда говорил о Церкви как о Теле Христовом[11].

Этимологически слово «церковь» греческого происхождения – «εκκλησία», что от глагола «εκκαλέω» - значит «собирать, вызывать», то есть, это те личности, которые откликнулись на призыв, и составляют Церковь. В древних Афинах - это городское собрание, на котором могли присутствовать не все, но специально для этого избранные граждане.

Но, говоря о Церкви, мы принципиально отличаем ее от любой земной организации, какой бы сплоченной она ни была. Об исторической[12] первохристианской Церкви Х. Яннарас пишет: «Объединяли их не отвлеченные «принципы» или «ценности», но верность призыву, радикальным образом изменившему их жизнь, преобразовавшему фрагментарные частицы-индивидуумы в единое тело Церкви… Эти люди… участвуют в его жизни как «братья» и «сестры», вышедшие из одного и того же материнского лона»[13]. Очень точно характеризуют Церковь ее свойства, запечатленные в Символе веры, выработанном на Первом и Втором Вселенских Соборах. Она там названа: Единой, Святой, Соборной и Апостольской. Епископ Диоклийский Каллист определяет Церковь как отношения: «Всякое православное мышление о Церкви начинается с особого отношения, существовавшего между Церковью и Богом. Это отношение можно выразить в трех утверждениях: Церковь есть 1) образ Пресвятой Троицы, 2) Тело Христово, 3) длящаяся Пятидесятница… Церковь – единая реальность, земная и небесная, видимая и невидимая, человеческая и божественная»[14]. Очень важны в этом контексте и образы, на которые указывают Сам Христос в Евангелии, а также апостол Павел в своих посланиях. Это и образ виноградной лозы и ветвей (Ин. 15. 1-8), пастыря и стада (Ин. 10. 1-16), строящегося здания (Еф. 2. 19-22), брачного союза (Еф. 5. 32), главы и тела (Еф. 1. 22, 23) и т.д.

Но чтобы войти в Церковь по существу, чтобы приобщиться ко Христу, а тем самым и ко спасению, нужно войти в Церковь-организацию, Церковь иерархичную. О ней апостол Павел пишет: «И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями…» (1 Кор. 12. 28). Именно через историческую Церковь-организацию, конкретный человек приходит[15] в Церковь как Тело Христово, живет в ней, получая духовное водительство, участвуя в ее таинствах, вместе с другими членами созидает свое спасение. Все это совершается на приходе, «который есть низшая, или низовая, церковно-административная единица»[16], но где человек встречается с Самим Богом лицом к лицу.

Основываясь на определении «Устава Русской Православной Церкви», который был принят на Архиерейском Соборе 2000 года, «приходом является община православных христиан, состоящая из клира и мирян, объединенных при храме. Приход является каноническим подразделением Русской Православной Церкви, находится под начальственным наблюдением своего епархиального архиерея и под руководством поставленного им священника-настоятеля»[17]. Профессор протоиерей Певцов В.Г. определяет приход как «совокупность православных обывателей определенной местности, составляющих собой общину для удовлетворения своих религиозных потребностей и имеющих свой храм (один или несколько) и при нем священника (одного или нескольких) с причетом»[18]. Очень хорошо характеризует приход в его онтологическом срезе священник Александр Шантаев: «Православный приход – живой организм с определенными чертами личности, отличной от других подобных и по подобию соотносимой с другими…есть строительный первоэлемент Тела Церкви, и как Сама Церковь, так и ее уменьшенное в масштабах неотделимое подобие – приход несет в себе все качества совокупного во Христе множества тварных ипостасей… это осуществление Божьего домостроительства в данной реальности данного места в аспекте человеческой истории земной Церковью, еще не достигшей полного совершенства и не сполна принадлежащей будущему веку»[19].

Нельзя рассматривать приход и вне сакраментального[20] контекста, а вернее, только в нем данная община и является Церковью. Именно в таинствах, а по преимуществу в Евхаристии, как Таинстве таинств, мы и соделываемся единым Телом Христа: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6. 56). В этом и проявляется одно из свойств Церкви – соборность, как «единство множества»[21]. По словам архимандрита Киприана (Керна): «Надо помнить, что природа самой Церкви евхаристична. Церковь есть Тело Христово. Евхаристия есть также Тело Христово. Поэтому без Евхаристии нет церковности, нет и не может быть оцерковления жизни.… Числиться в списках прихода и участвовать в приходских собраниях не значит еще само по себе жить в Церкви…. Надо живо, реально, конкретно участвовать в жизни Церкви, то есть в жизни мистического Тела Христа. Надо быть живой частью этого Тела»[22].

Таким образом, приход или община, будучи низшим административным подразделением Церкви, в то же время, и есть Сама Церковь во всей ее полноте. И, что самое важное, «Церковь строится не администрацией, не организованностью, а пастырским трудом»[23]. Пример и силы для этого труда подает каждому пастырю Сам Христос, Который единственный может именоваться истинным Пастырем, или Пастыреначальником. Православный пастырь является таковым лишь по преемству, которое передается через Христа, апостолов посредством рукоположения каждого отдельного ставленника, о котором молится Церковь. Только через тесное единство со Христом, о котором Он молился в Своей Первосвященнической молитве: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17. 21), в Таинстве священства кандидат получает от Самого Христа истинный дар пастырства, хоть это поначалу лишь маленькое семя.

Подходя к понятию пастырства как деятельности, служения и личности пастыря, облеченного этим служением, необходимо указать, как правильно заметил архимандрит Киприан (Керн)[24], среду этой деятельности – мир, в его негативном («Мир во зле лежит» - 1 Ин. 5. 19) и позитивном («И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» - Быт. 1. 31) аспектах. Этот момент вносит большую сложность в том плане, что пастырю нужно находить средства постоянно варьировать между этими аспектами, перенося акценты с одного на другой.

Итак – пастырь. Само слово «пастырь», например, в еврейском[25] языке аналогично слову «рое» (רעָח), от причастия «раа» (רָאָח), что значит стремиться куда-нибудь, искать, внимательно следить, ухаживать (Пс. 77. 71, Иер. 3. 15, Еккл. 12. 11). В Септуагинте это слово переведено как «пимин» («Ποιμήν» – «пастух, пастырь»), от корня «по» («Πο») – «питать» (родственный «Πω» - «защищать»). «Оно (слово «пастырь» - А.И.) означает человека, постоянно и внимательно следящего, ухаживающего, руководящего, управляющего своей паствой и всецело преданного своему делу (призванию)»[26]. Говоря словами протопресвитера Г.Шавельского - это слово «выражает понятие о попечительной, проникнутой любовью, доходящей до самопожертвования заботе пастыря о нуждах и преуспеянии своих пасомых, являющихся объектом его деятельности»[27].

Сравнивая пастыря с пастухом, а последнего с овцами, митрополит Антоний Сурожский проводит параллели и говорит, что «…перед лицом опасности жизни — от диких зверей, от мороза, от голода, от нападения кочевников — и овцы и пастырь равно бессильны, равно хрупки. Какая же разница между овцами и пастухом? Только одна: что пастух обладает любящим, заботливым сердцем и способен на такую глубину сострадания и заботливости, что он все свои силы, весь ум, весь личный опыт, весь родовой опыт посвящает тому, чтобы оградить от зла и сохранить свое стадо»[28]. Об этой добродетели любви, по отношении к ближним, говорит и Христос: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15. 13). Любовь же пастыря усугубляется еще и тем, что для него пасомый - и сын; пастырь по преимуществу и, прежде всего – отец, отец любящий. И это чувство отцовства пастырь постоянно должен в себе возогревать. В таинстве священства ставленнику дается едва тлеющий уголек пастырства-отцовства, который он на протяжении жизненного пути личным подвигом должен превратить в огромный костер любви, им согреть пасомых и осветить дорогу на пути ко Христу. Это единство пастыря с паствой должно быть максимально тесным, потому что он несет в себе образ Самого Бога, а «Он с нами так соединился, настолько стал един с нами, настолько захотел быть тем, что мы есть, для того чтобы мы стали тем, что Он есть, что Он свободной волей, трагически, крестно, убийственно на Себя принял боголишенность, которая убивает человека. Человек потерял Бога грехом, Христос потерял Бога в момент Своей крестной смерти, чтобы ничем не быть отделенным от судьбы человека. Боже Мой! Боже Мой! Зачем Ты Меня оставил?.. — самый страшный крик, который когда-либо прозвучал в человеческой истории, потому что Сын Божий, ставший сыном человеческим, захотел так быть единым с сынами противления, что согласился, как они, вместе с ними, лишиться Бога. И от этого боголишения, от этой страшной богооставленности Он умер, как всякий сын человеческий, и сошел во ад…»[29]. И это единственный вид власти, которую священник получил в таинстве рукоположения епископского, и о которой он должен помнить в отношении к своим словесным овцам - власть любви. Когда пастырь вживается в проблему, боль, грех своего духовного чада, принимает как свой, умирает с ним, сходит с ним во ад[30], тогда Господь, видя эту любовь, непременно воскресит грешника для новой жизни. После этого уже и сам пастырь еще глубже осознает смысл и ответственность своего служения, и неописанную духовную радость, как награду, о возвращении заблудшей овцы. К этому и призывает нас апостол Иаков словами: «Пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак. 5. 20). И если пастырь изначально поставит себе установку к такому отношению с прихожанами, поймет, что любовь ко Христу, а следовательно и друг к другу, является взаимоотношениями единственно возможными, то он увидит как авторитет его заметно возрастет. Ведь авторитет - это понятие внутреннего характера, никакие внешние обстоятельства, к примеру, боязнь быть «наказанным» епитимией, отлучения, запрещения[31] и так далее, не заставят пришедшего в храм человека, ищущего там духовного водительства, принять такого священника своим духовником. Всегда, а особенно на исповеди, пастырь должен смотреть на пришедшего к нему за помощью прихожанина снизу вверх, а ни в коем случае не наоборот. Он должен твердо помнить слова молитвы: «Аз же точию свидетель есмь…», так как прихожанин приходит не к нему лично (отцу Андрею или отцу Петру), но к нему лишь постольку, поскольку он икона Христа, он отражает в себе Самого Господа, к Нему он должен идти, Им жить, Его нести в мир, в приход, в сердце каждого человека.

Но путь пастырства тернист и уже вначале служения встречаются самые разнообразные искушения. Не будем вдаваться в подробное схоластическое перечисление их, укажем лишь основной недостаток, которым улавливает лукавый пастыря, особенно молодого. В противовес огромнейшей добродетели любви, которая, как было сказано выше, определяет жизненную позицию в отношениях пастыря и прихода, священник встречается с извращением ее – искушение авторитетом, властью уже внешней. «Священник хочет духовно господствовать над душами… Это жажда добиваться от пасомых «подвига послушания»[32]. Младостарчество - это беда наших дней, о чем неоднократно упоминает и сам патриарх на епархиальных собраниях[33]. Автор жизнеописания оптинских старцев Концевич И.М. видит три причины этого явления. Первая – психологическая - когда сами прихожане давали повод к такому лжестарчеству, духовно отдаваясь полностью в руки пастыря, тем самым уходя от вины. «Наше настойчивое желание переложить ответственность на другого рождает и естественный по-человечески отклик»[34]. Вторая причина – историческая, и заключается в схожести нашего духовничества с древней практикой монастырского старчества. «Благодаря родственности этих явлений, духовничества и старчества, у малоопытных священников, знакомых с аскетической литературой только теоретически, всегда может возникнуть соблазн «превышения власти» - перехода грани духовничества, чтобы старчествовать…»[35]. И третья причина – малоопытность пастырей, которая была всегда и так остро стоит сейчас в век решительного ускорения жизни.

Именно младостарчество находит в себе благотворную почву для проявления суеверий среди пастырей: «В младостарчестве порой наблюдается уклонение в магизм, законничество, обрядоверие. Младостарцы полагают, что на Бога можно воздействовать с помощью особых методов, меняя Его отношение к людям… Верят в то, что некими ритуальными действиями Его можно умилостивить, уговорить, выпросить у Него что-нибудь, наконец, заговорить Его – можно добиться от Него того, чего тебе угодно, не изменив ничего в себе, нужно только выполнять определенный ритуал…»[36]. Такое понимание отношений Бога и человека встречаются у прихожан намного чаще, чем среди пастырей, но этот факт говорит сам за себя, когда в среде священников витают такие мнения.

Очень ярко характеризует неправильность отношения и паствы к пастырю, и его самого к своему служению в своем труде Мария Скобцова. Говоря о религиозной жизни Синодальной эпохи, пишет, в частности, и о том, как в те времена смотрели на священника, что, конечно же, накладывало определенный отпечаток и на взаимоотношения между ним и паствой. Она пишет: «Священник есть от государства поставленный надсмотрщик за правильностью отправления религиозной функции русского верноподданного человека, и в таком качестве он лицо хотя и почтенное, но во всяком случае не более, чем другие лица, блюдущие общественный порядок, военную мощь, финансы... спокойные, деловитые соборные протоиереи, знающие прекрасно службу, старающиеся обставить ее пышно и благолепно, в соответствии с пышностью и благолепием огромного храма, прекрасные администраторы и организаторы, хозяева церковного имущества, чиновники синодального ведомства, люди почтенные, добросовестные, но не вдохновенные и не творческие»[37].

Особо нужно коснуться вопроса отношения пастыря к образованности, как узко богословской, так и образованию вообще. В обществе пастырей нередко бытует суеверное мнение, что даже «богословие (имеется в виду богословская наука – А.И.) не нужно и даже опасно, что надо не богословием заниматься, а веровать в Бога в простоте»[38]; а об образовании светском и говорить нечего. Но нужно учитывать, а на сегодняшний день и особо подчеркнуть тот факт, что в последнее время в Церковь пошла интеллигенция, люди в высшей степени образованные, научного склада ума. Уже прошли те времена, когда лишь «сан и ряса многое дают пастырю как деятелю»[39], и таких прихожан уже не устраивает «слепая» вера, они требуют серьезных рациональных аргументов. Есть люди, приходящие в Церковь искушать священника и прихожан, но есть и искренне ищущие, так что и тем и другим священник должен достойно дать «ответ с кротостью и благоговением» (1 Пет. 3. 15), причем на языке их культуры. Именно от эрудиции, тактичности, этикета пастыря будет зависеть, приобретет ли Церковь еще одно чадо, обращения каждого из которых так долго ждет Господь, или еще один член Тела Христова отпадет от живительного источника и усохнет навсегда в этой житейской суете, не найдя и в Церкви ответов на «последние вопросы». Еще в начале XX века опытные пастыри обращали на этот факт особое внимание: «Напомним при этом, - пишет священник Георгий Шавельский, - о несомненной истине, что приобретать для Церкви и затем духовно насыщать образованную часть мирян может только образованный и продолжающий работать над своим развитием пастырь. Совершают великую ошибку те пастыри, которые, облекшись в рясу, считают, что для успеха их дела достаточно одного исторически сложившегося уважения к их сану… отсутствия у пастыря образования, воспитанности, благочестия и мудрости принижают его сан»[40].

Ведь пастырь призван к служению Церкви, а значит и Самому Христу, именно он должен явить, показать людям Христа, а не заслонять Его какими-то личными ничтожными заслугами, хотя бы со стороны они были в высшей степени нравственны. Говоря о высоте пастырского служения, священник Георгий Шавельский пишет: «Пастырство есть богоустановленное, благодатное, исполненное любви и самоотвержения служение, имеющее своей задачей всяческое попечение о нуждах пасомых с целью содействия устроению согласно с волей Божией их как сынов и наследников царства Божия, жизни на земле и достижения ими вечного спасения на небе, - в конечной цели пастырское служение есть облагодатствованный труд для царствия Божия»[41].

ГЛАВА II

ДОХРИСТИАНСКИЕ ВЕРОВАНИЯ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН

Корнями своими славянское язычество уходит в седую древность. В его основании (как и всякой религии) лежит некоторая духовная реальность… Плоды язычества с его безнравствен-ностью и жестокостью не оставляют сомнений в разруши-тельной богоборческой сущности того начала, которое стремится к воплощению через многочис-ленные языческие культы. И славянское язычество не было исключением.

Митрополит Иоанн (Снычев)

Язычество... лжерелигиозно и лжедуховно. Оно - искажение, извращение, растление истинной веры, присущей человечеству изначала, и, вместе, мучительная попытка выбраться из духовной смуты, так сказать «духовное барахтанье». Язычество - это прелесть.

Протоиерей П.Флоренский

Человечество в основной своей массе после отпадения от Бога в акте первородного греха ушло далеко в понимании Самого Бога. Единственными носителями богооткровенной религии, религии монотеистической был богоизбранный, а вернее сказать богосозданный[42] народ – евреи, Израиль Божий. Все другие народы, по мере отпадения, измышляли себе новых богов, так как жить нерелигиозно не могли, потому что стремление человека к Богу неискоренимо. Стремление человека, как Homo Sapiens, к Истине, искреннее искание ее приводит к идее Бога, к религии.

Слово «религия» происходит от латинского “re-legare” – «связывать», «соединять», «воссоединять», к такой этимологии приводят нас и христианский писатель Лактанций (+330 г.), и блаженный Августин (+430 г.), а начиная со времен Боэция[43], так (стремление человека возвратиться к Богу, как источнику своего бытия) ее существо понимают практически повсеместно.

Русский философ Трубецкой С.Н. определяет религию «как организованное поклонение высшим силам… Религия не только представляет собой веру в существование высших сил, но устанавливает особые отношения к этим силам: она есть, следовательно, известная деятельность воли, направленная к этим силам»[44].

По словам протоиерея Сергия Булгакова, «религия есть непосредственное опознание Божества и живой связи с Ним, она возможна благодаря религиозной одаренности человека, существованию религиозного органа, воспринимающего Божество и Его воздействие. Без такого органа было бы, конечно, невозможно то пышное многоцветное развитие религии и религий, какое мы наблюдаем в истории человечества, а также все ее своеобразие»[45].

Все народы, исповедовавшие небогооткровенную религию, утопали в невежестве язычества. Слово «язычество» - буквально «народничество», от славянского «языки» - «народы». Все языческие религии являются плодом народного творчества, хоть у них с разной силой просматриваются остатки божественного откровения. «Если язычество не имело прямых откровений свыше, то все же и ему были открыты, или по крайней мере им предчувствовались, многие истины, в полноте и ясности данные христианством в Откровении»[46].

Наши предки, восточные славяне исповедовали эту языческую религию во всех ее проявлениях. Профессор Осипов А.И. называет несколько форм проявления язычества: «Существует множество его видов: магия, шаманство, все политеистические религии, сатанизм, атеизм, материализм и др. Однако есть признаки, наиболее характерные для большинства из них: натурализм, идолопоклонство, магизм, мистицизм»[47].

В основе религиозных языческих верований восточнославянских народностей с особой силой практиковалась первоначальная религия - культ предков, культ мертвых, выражавшийся в поклонениях упырям и берегиням (по Гальковскому Н., это умершие души, русалки), а также и культ природы (то есть натурализм).

Данная глава это лишь попытка восстановить тот пантеон восточнославянских богов, которых чтили славяне. Точно же указать имена и назначения божеств, практически не реально, мы можем лишь гадать и предполагать. Вот как характеризует источники по восточнославянскому язычеству В.Н. Топоров: «Источники сведений о богах довольно разнообразны, но среди них нет ни одного прямого, достаточно полного и, главное, «внутреннего», представляющего саму языческую традицию, источника, который можно было бы признать вполне надежным и адекватным передаваемому содержанию. Информация о богах заведомо неполна, обычно дается в освещении «внешнего» наблюдателя с неизбежными ошибками, искажениями, вне соответствующего контекста»[48]. О том же, хоть и немного смещает акценты, пишет и Рыбаков Б.: «Учитывая обилие разных имен у одного и того же божества, накопившееся за многие столетия существования культа, мы должны осторожнее судить о количестве славянских богов. Но, пожалуй, самым трудным является определение времени возникновения представлений о том или ином божестве… Заранее следует оговориться, что на достижение полной ясности у нас надежды нет: слишком фрагментарен материал средневековых славянских источников и слишком много трудностей как в его осмыслении, так и в привлечении сопоставительного материала других народов»[49].

О той же проблеме доктор исторических наук Сергей Перевезенцев: «…В нашем распоряжении почти совершенно нет свидетельств о древнейшей славянской религии и мифологии в период до VI века нашей эры. Крайне мало сохранилось свидетельств, относящихся и к периоду с VI по XI вв.»[50].

Одной из основных проблем в изучении славянского язычества, является отсутствие единой мифологической системы у славян. По замечанию того же исследователя: «Славянская мифология не была подробно разработана и структурирована, как, допустим, древнегреческая. Славяне не имели строго регламентированной, иерархической структуры общества, как это было у народов с кровнородственной общиной (древние греки, германцы)…»[51].

В дальнейшем изложении материала под восточными славянами будем иметь в виду русских, украинцев и беларусов, племена, проживавшие на территории этих народностей. «Это были предки ариев, то есть индоевропейцев, чья прародина локализуется наукой в степном Поволжье и Причерноморье... В III тысячелетии до н.э. в междуречьях Волги, Дона, Днепра, Днестра сложилась индоиранская или арийская (индоевропейская) языковая и культурная общность. Арии тесно соседствовали или даже составляли близкородственную общность с протобалтославянскими племенами»[52]. Таким образом, как указывает Топоров В.Н., не нужно забывать и факт «глубокого и благотворного языкового и культурного влияния иранцев на славян, особенно восточноевропейских (т.е. на восточных славян – А.И.). На тот момент, когда религиозно-языческие воззрения иранцев имели немаловажное влияние на формирование восточнославянского язычества, есть и другие указания, в частности, это отмечает исследователь «туранского» наследия в русской культуре Топоров В.Н.[53].

Изучение этого периода в истории нашего народа бесспорно важно для нас, особенно в контексте данного исследования, так как «обращение к дохристианским языческим верованиям позволяет вскрыть глубинные пласты культуры современных восточнославянских народов, некоторые особенности их менталитета, равно как и выявить мировоззренческие основы представлений древних славян, являющиеся одной из базисных составляющих духовной культуры восточнославянских этносов. Поэтому не случайным является выход в последние десятилетия целого ряда обобщающих трудов, посвященных (про)славянской, в том числе восточнославянской, языческой архаике»[54]. Потому как при раскрытии хотя бы поверхностных пластов ее, мы будем видеть в какую почву брошено зерно Христовой веры, принесенной Святым князем Владимиром и воспринятой нашим народом. Священник Павел Флоренский, говоря о русском Православии, пишет: «Русская вера сложилась из взаимодействия трех сил: греческой веры, принесенной нам монахами и священниками Византии, славянского язычества, которое встретило эту новую веру, и русского народного характера, который по-своему принял византийское Православие и переработал его в своем духе»[55].

И хоть христианство не претерпело при столкновении со славянским язычеством существенных изменений, в принципе своем оно осталось тем же, но мы можем говорить с определенной долей и опаской о некоем синкретизме или, точнее, рецепции. Но сказать, что « и та (язычество – А.И.), и другая (христианство – А.И.) вера от изначального своего естества претерпели немало изменений и теперь уже существуют слитно и монолитно, получив не случайно название Русское Православие»[56], - мы, все-таки, не можем. Ведь христианство подрывало сами основы язычества, о чем говорит довольно длительная борьба христианства с язычеством, столь длительное сопротивление со стороны народа принятие новой веры. «Киевская Русь не в одночасье стала христианской: сперва Церковь утвердилась только в городах, в то время как значительное число сельского населения оставалось языческим до XIV и XV вв.»[57]. Видим, что в основном сельское население проявляло сопротивление в принятии новой христианской веры. «В силу исторических условий своего развития деревня оказалась хранительницей народных традиций и архаичных пластов древней культуры. Христианство, которое в XI - XII вв. многое видоизменило в культуре русского города, долгое время не проникало в деревню, и сельскую Русь (особенно лесную, северную) долго еще можно было считать языческой»[58]. Не даром язычник с латыни – “paganus”- «сельский житель, поселянин, крестьянин». Как свидетельствует С. Перевезенцев: «…В славянском язычестве в мифологизированном виде отражался весь жизненный цикл крестьянина-общинника: цикл сельскохозяйственных работ, домашний быт, свадьбы, похороны и т.д. Поиск гармоничного существования в природе и с природой — вот один из важнейших смыслов славянского язычества.

Славянские божества напрямую связаны с природными объектами, которые находились в сфере жизненной и производительной деятельности славян — землей, лесом, водой, небом, солнцем»[59].

«Славянское язычество развивалось по разным направлениям: одни племена верили в силы космоса и природы; другие - в Рода и Рожаниц, третьи - в души умерших предков и духов (одухотворённые силы); четвёртые - в тотемных животных-пращуров и т.д.»[60]. Но и все это могло спокойно сосуществовать, так как не являлось противным самому принципу языческого политеизма. Таким образом, можно наблюдать отсутствие единства в верованиях, но это закончилось с приходом на княжеский престол Святого равноапостольного князя Владимира.

В религиозной жизни он пошел путем реформ. Первой реформой (980 - 988 гг., по хронологии "Повести временных лет") князь Владимир значительно упорядочил официальное восточнославянское язычество. Об этой реформе преподобный Нестор Летописец пишет: «Нача къняжити Володимер в Кыеве един. И постави кумиры на хълме въне двора теремьнаго: Перуна древяна, а главу его сьребряну, а yс злат, и Хърса, и Дажьбога, и Стрибога, и Семарьгла, и Макошь. И жьряху им, наричюще я богы и привожаху сыны своя и дъщери и жьряху бесом и осквьрняху землю требами своими»[61].

Известно, что «до сих пор различные племена, населявшие Русь, поклонялись своим местным богам. Варяги поклонялись одним, славяне другим, у финнов были третьи. Правда, часто они заимствовали культы друг у друга. Но никакого единообразия в языческих верованиях на Руси не было. Владимир же повелел собрать воедино всех языческих богов и создал общий языческий пантеон, - своего рода «Русский Олимп»… в Киеве он поставил на капища идолов Хорса, Даж-бога, Стрибога, Симаргла и Мокоши. Возглавлял же все это, отныне «единое» семейство, Перун, бог грома и огня, признанный верховным (божество имевшее, скорее всего балто-варяжское, а не славянское происхождение)»[62]. «Начиная княжить, победитель (святой князь Владимир Великий – А.И.) поставил на берегу Днепра кумиры Перуна, Хорса, Даждь-бога, Стрибога и др. идолов разных народов и племен. Это был языческий плюрализм, созданный искусственно и ненадолго. Перун выразил весомость победы князя на Руси и его желание противопоставить себя и этого бога христианству»[63]. Во всех источниках видим упорядочивание Владимиром-язычником пантеона славянских божеств.

В контексте этих реформистских действий можно говорить (об этом пишут ученые Иванов В.В., Топоров В.Н.[64]) о так называемом «высшем уровне» (Семаргл, Хорса[65], Перун, Волос, Велес, Дажьбог, Стрибог, Мокошь, Сварог, вероятно, Троян) божеств восточнославянского пантеона. Он «характеризуется наиболее обобщенным типом функций богов (ритуально-юридическая, военная, хозяйственно-природная), их связью с официальным культом»[66].

Этой реформой князь Владимир «преследовал три цели: во-первых, она подчеркивала суверенность молодого русского государства по отношению к христианской Византии; во-вторых, она укрепляла положение великого князя, главного военачальника державы, так как во главе пантеона стал бог грозы и воинских успехов... В-третьих, реформа значительно расширяла религиозно-идеологическое воздействие многогранностью и глубокими историческими корнями нового пантеона…»[67].

Имеем множество свидетельств, что языческие верования восточных славян были ужасно бесчеловечны. Профессор Повлюк С.П., характеризуя языческую веру наших предков, пишет: «По своей природе поганство – жестоко. С ним связаны различные жертвоприношения, в том числе и человеческие. Говорится, в частности, о ритуальных убийствах пожилых людей»[68]. Например, в житии Стефана Сурожского (+VIII в.) мы читаем: «Было нашествие варваров Руси, народа... в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия...»[69].

Еще одно свидетельство о бесчеловечных и ужасных формах язычества на просторах восточных славян находим у арабского путешественника Ибн-Фадлана, пребывавшего на Руси. Он, мусульманин по вероисповеданию, удивляется гнусностям и аморальным церемониям славянских язычников. Описывая церемонию похоронного обряда, говорит, что «вместе с умершим руссом в могилу клали убитого коня, какие-то предметы и вещи. Вместе с ним в загробный мир в принудительном порядке отправляли и жену. Ее убивали самим изуверским образом, предварительно изнасиловав в ритуальном порядке. Затем, все сжигалось на погребальном корабле»[70].

Не так безобидно было наше язычество и во внутрисемейных отношениях. Митрополит Иоанн (Снычев), исследовавший эту проблему пишет: «Закон дозволял матери умертвить новорожденную дочь, если ее рождение казалось излишним. В свою очередь, признавалось и право детей на убийство родителей, обременяющих семейство старостью или болезнью. Межродовые распри передавались из поколения в поколение, подогреваемые обычаем кровной мести, удовлетворявшейся лишь смертью обидчика или его потомков»[71].

Итак, у первобытных славян был культ природы и культ умерших предков. Уважение к грозным силам природы, осознание своего бессилия перед ней приводит к обожествлению последней, отдельных ее проявлений. Оба эти культа в большинстве случаев соприкасались между собою.

Имели славяне и особенности в своем эпосе, что касается богов и их функций, так как «…их признаки, часто наслаивались один на другого и сливались при определенном их разнообразии, то есть каждое название божества не соединялось с одним качеством так, чтоб не касаться другого, каждое имело отдельные и совместные черты. Религия наших предков… - это, так сказать полимонотеизм – разнообразие совместного»[72]. Это подтверждает и Влесова книга[73]. Относительно бога Сварога там говорится: «И если бы появился какой заблудший, который отделяет богов от Сварога, его надобно изгнать вон из племени ибо нет у нас богов помимо Сварога и нет им числа, поскольку бог единый и неделимый, никто не может утверждать, что у нас много богов…»[74].

Переходя к характеристике пантеона основных славянских божеств, нужно упомянуть, во-первых, о Роде[75] и Рожаницах. В «Словаре славянской мифологии» о Роде говорится: «Первейший славянский бог, творец, «родитель» Вселенной, всего видимого и невидимого мира. Это «отец и мать» всех богов…»[76]. Видим, что в язычестве также существует "Единый" Творец, у славян - это Род. Иначе его еще называли Сварог потомок Ситиврата и Кръта, именно они оставили Сварогу во владение свет, огонь и эфир, бог-творец, бог-кузнец. «Род - Сущий, Единый, прародитель богов и творец мира, «Вседержитель, иже единъ бесмертенъ и непогибающихъ творецъ, дуну бо человеку на лице духъ жизни, и бысть человекъ въ душю живу: то ти не Родъ, седя на вздусе, мечеть на землю груды - и въ томъ ражаются дети... »»[77]. «Творец Род - един и двойственен: он и "сатана", и "бог" в одном лице... Это есть прямое указание как на неоднозначность путей развития, так и на возможность приближения к Богу (к божественности, к Прави) - путями разных богов»[78].

Гельмольд (католический священник, исследователь XII в.), говоря о Роде, сообщает, что «среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости они (славяне) признают и единого бога, господствующего над ними в небесах, признают, что он всемогущий, заботится лишь о делах небесных, другие боги повинуются ему, выполняют возложенные на них обязанности, и что они от крови его происходят и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому богу богов»[79].

Занимавшийся этим вопросом Фадеев А., говорит, что «Род иногда отождествлялся с фаллосом, иногда с зерном (в том числе с солнечным дождевым зерном, оплодотворяющим землю)[80]. О Рожаницах говорится, что они - «женское рождающее начало, дающее жизнь всему живому: человеку, растительному и животному миру»[81]. С Рожаницами многие отождествляют Ладу и Лелю, «хотя, - по свидетельству Гаврилова, - ни разу в ППЯ их не именуют так».[82] Яcно, что Рожаницы - девы жизни и судьбы, которым, как указано в произведении «Цветник»: «С робятъ первыя волосы стригутъ и бабы каши варятъ на собрание рожаницамъ»[83].

Перун. Гальковский Н.М. видит происхождение слова Перун «от корня «пар-пь» (е) р-и суффикса «ун» и сопоставлят с греческим (гром, молния, громовой удар), а также с прозванием индийского божества Индры-Parjanya-Parganya (молниеносная туча от корни «prg» (prc) разсекать, окроплять, прыскать. Литовский глагол «perieti» (наст. вр. periu) означает: производить посредством теплоты, высиживать, рождать, творить. Слово это стоит в родстве с лат. «pari» и русским областным «парить», «высиживать яйца»…В санскрите корень «par» сохранился в двух производных словах: partr-хранитель и «paru»-солнце, огонь, теплота... Полагают, что от этого корня произошло две формы: одна действительная Пер-ун, т. е. производитель, творец; другая страдательная – парень, т. е. произведённый, рождённый, сын»[84]. Это божество явно не славянского происхождения. Оно близко к албанскому «Perunus deus» и иллирскому. Он ездил по небу с луком и стрелами и бросал громы и молнии. Был он и богом войны. В договорах с греками русские клялись Перуном и оружием. После принятия христианства Перун тесно соприкасается с Илией пророком, по сходству с библейским повествованием о взятии его на небо. Часто отождествлялся с Дажбогом, Световитом. Перед его идолом горел неугасимый огонь из дубовых дров, отсюда можно заключить, что его деревом был дуб.

Достоверно не известно и о богах Трояне и Триглаве: есть мнения об их идентичности, что справедливо по фонетической схожести их имен. Триглав – изображался с тремя головами, сообразно делению мира на царства: небо, землю и потусторонний подземный мир. Троян был божеством стихийным, возможно, символизировал годовой цикл, имел козьи уши. Он царствовал в Трояновом городе, был богом триградного Киева, Щетина[85].

Еще одно из загадочных славянских божеств, доставшееся нам от иранцев, – Семаргл (Симаргл). Есть попытки деления его на два божества: «Сима» и «Регла». Имеет сходство со священной птицей иранской мифологии - Сенмургом. «В настоящее время благодаря трудам К.В. Тревер выяснено, что Семаргл-Сэнмурв - действительно, сходное с иранским, божество семян и посевов, рано исчезнувшее из русского языческого обихода и непонятное уже переписчикам XIII-XIV вв.»[86]. Изображался в виде крылатого пса, например, при Макоши.

Стрибог (Стрибо, Стриба) - бог-отец, старый бог, дед ветров упомянут в «Слове о Полку Игореве»[87] в русских летописях, в пересказах Стрыйковского, говорится о нем, как о божестве неба, воздуха и ветра[88]. Слово “стри” означает – воздух, поветрие[89]. Вероятно, одно из имен Рода или сторона Рода, как отца богов. Его день - суббота. Отсюда видим в православии рецепцирование этого дня в родительские субботы. Войтович В. говорит, что есть «у Стрибога с женой шесть сыновей и шесть дочек и множество подвластных ветров – то все их внуки… Ветры помогают богу-громовику в его битвах с демонами и пользуются его огненными стрелами»[90].

Белобог или Свентовит (Svantevit) – «добрый» бог, бог плодородия и противостоящий Чернобогу, одна из сторон Рода. Свентовит (Святовит, Световик, Светич) - бог Белого света, бог богов, верховный бог, бог-всадник, сражающийся с ночью. У западных славян, к примеру, Свентовита именуется Богом богов (у них же и «Светулуша - богиня света согласно чешскому средневековому словарю "Mater Verborum", вероятно, женское воплощение белого бога Свентовита»[91]). Саксон, описывая языческий храм города Аркона, так говорит о статуе бога Световида (после принятия христианства, этот кумир был истреблен епископом Абсалоном в 1168 году): «Стоял большой, превосходящий рост человеческий, кумир, с четырьмя головами, на стольких же шеях, из которых две выходили из груди и две - к хребту, но так, что из обеих передних и обеих задних голов одна смотрела направо, а другая - налево. Волосы и борода были подстрижены коротко… В правой руке кумир держал рог из различных металлов, который каждый год обыкновенно наполнялся вином из рук жреца для гадания о плодородии следующего года; левая рука уподоблялась луку. Верхняя одежда спускалась до берцов, которые составлены были из различных сортов деревьев и так искусно были соединены с коленами, что только при внимательном рассматривании можно было различить фуги. Ноги стояли наравне с землей, фундамент сделан был под полом. В небольшом отдалении видны были узда и седло кумира с другими принадлежностями. Рассматривающего более всего поражал меч огромной величины, ножны, черен которого, помимо красивых резных форм отличались серебряной отделкой...»[92]. Световита символизировали разные знаки, в частности, резные орлы и знамена, главное из которых называлось Станица.

Немалое значение для наших предков-язычников имело пришедшее в детские сказки и оставшееся в них до сих пор как Баба-Яга божество Яга. Слово «Яга» огрублённое от «Яшка». Яша в славянских песнях называли ящура – некогда жившего на земле и исчезнувшего прародителя всего живого; отсюда наше более понятное – пращур. Вот одна из таких песен:

Сядзе Яшчар пад пiралушчам

На арэхавам кусце,

Дзе арэхавая лусна...

(Жанiцiся хачу)

Возьме сабе дзеуку,

Катораю хочаш...[93]

Баба-Яга изначально – прародительница, очень древнее, зачастую, положительное божество славянского пантеона, хранительница рода и традиций, детей и околодомашнего (часто лесного) пространства. Не следует, однако путать ее с предвестницей несчастья так называемой Белой Бабой (иногда ее называют Девка). «Внешне Белая Баба - это высокая женщина одетая в белую ткань с головы до ног. Она внезапно появляется чаще всего из лесу на дороге… Своим появлением она предвещает несчастье, войну, болезнь, смерть…»[94]. Именно от нее защищались славяне, приколачивая к порогу подкову.

По академику Рыбакову Б.А., «...славянский Ящер, женившийся на утопленной девушке, соответствует Аиду, богу подземного мира, супругу Персефоны. А жертва приносилась не самим этим силам сезонного действия, а постоянно существующему повелителю всех подземно-подводных сил, содействующих плодородию, т. е. Ящеру…»[95].

О собственно славянском боге солнца говорить сложно[96]. Хоть, например, Гальковский Н.М. прямо утверждает: «Сварог, Дажьбог, Хорс, Ярило, были солнечные божества»[97]. Так что говорить что-либо однозначно определенное трудно, да и вряд ли возможно. Вероятно, все эти божества имели отношение к солнцу, но каждый символизировал какую-то его сторону. Но тот факт, что божество солнца сильно почиталось славянами - неоспорим. Об этом свидетельствует частое употребление символики связанное с солнечными божествами. Касаясь этой символики, Мельников В. пишет, что «блины у славян - любимое обрядовое блюдо. Это связано с тем, что блин олицетворял собою Солнце, солнечный диск, а Солнцу славяне в древности поклонялись как верховному богу. Потому блины пекли и на Масленицу (встречая приход весны, яркого Солнца), и на свадьбу, и на поминки»[98], это же можно применить и к караваю, белому ритуальному хлебу, также имевшему отношение к богу солнца.

Особо, в этом контексте, отметим Хороса, написание его имени очень различно: Хръсъ, Хърсъ, Харсъ, Хорсъ, Херсъ, Хурсъ, Хросъ. Он известен больше всего у юго-восточных славян, где солнца очень много. Возможно, Хорос пришел к нам от древних персов, об отношениях которых по Каспийскому морю и Закавказье с восточными славянами говорит Н.М. Гальковский[99]. Этимологически, это слово можно проследить от «hvare» - родительный падеж от «huro» – «солнце», перс. «hur», «hor»; можно указать и греческое «χρυσός» - золотой, изображение из золота, золотое изваяние – явная параллель с солнцем. По Креку (да и вообще, вспомним наличие индоиранских заимствований) не исключено, что здесь имеет место иранское влияние и божество это не чисто славянского происхождения.

«Даждьбог – один из наиболее известных богов восточнославянских племён. Автор «Слова о полку Игореве» называет всех русских даждьбожьими внуками. То есть это буквально наш дед, предок, пращур, прародитель. Это бог дающий, податель земных благ, а также бог, охраняющий свой род… К тому же, как и все родовые боги, нёс светлое, творческое мужское начало, небесное начало, в отличие от тёмного, женского[100], рождающего, земного. Метафорически его называют «огонь Сварожич». Сварог – бог неба (как космоса), значит Даждьбог – огонь (свет) небесный»[101].

«Предполагается, что обязанности богини судьбы в восточнославянских племёнах выполняла Макошь (Мокощ, Мокош, Мокуша), – одна из главных богинь восточных славян, которая покровительствовала домашним работам и, в том числе, прядению»[102]. Как свидетельствуют некоторые исследователи[103], среди всех божеств «Пантеона Владимира», лиш она одна, судя по имени, имела исконно славянское происхождение. О ней мы упоминаем в контексте разговора о женских божествах. К судьбе у славян всегда было особое отношение. Это подтверждает тот факт, что гадание, желание узнать, что приготовила человеку судьба, составляло неотъемлемую часть языческого богослужения. Об этом указывает Прокопий Кесарийский, который писал: «Поклонялись они славяне также нимфам и некоторым другим духам, которым точно также жертвовали и притом гадали о будующем»[104]. Неоязычники при гадании рекомендуют «…соблюдать некоторые правила: предварительно исключить мясное, табак, алкоголь; во время гадания соблюдать тишину и не скрещивать конечности»[105]. Этимологически имя богини судьбы можно разобрать так: оно составлено из двух частей: «ма» – мать, и «кошь» – кошёлка, корзина, кошара. Мокошь, - богиня всей Судьбы, богиня плодородия[106] и мать наполненных кошей, связана с урожаем, мать хорошего урожая, подательница благ, покровительствовала домашнему очагу (для чехов Мокошь - божество дождя и сырости). Е. Барсов говорит о Мокоше как богине-покровительнице овцеводства, пряжи, шерсти, «вообще бабьего хозяйства»[107]. Имеет двенадцать годовых праздников, иногда изображена с рогами, упомянутая в русских летописях и многочисленных поучениях против язычества (можно видеть в "Слове о мздоимании" XVI века, "Слове о покаянии" XVI века[108]). Есть вероятность, что Мокошь заимствована нашими предками от финнов, так как Мокша правый приток Оки, а там ещё не так давно обитали финны[109]. Она - матерь богов, возможно жена или воплощение Велеса.

Нельзя не упомянуть и Переплута (от глагола – «плутать», что значит – сбиться с дороги, заблудиться в лесу, а это можно приписать лешему; «плути» – значит плыть, путешествовать по воде»[110]), который также относится к одним из таинственных и загадочных славянских божеств. «Переплут упоминается в «Слове св. Григория» по Софийск. списку, ркп. № 1295 и «Слове Иоанна Златоуста о том, како первое погании веровали в идолы»»[111]. Весьма возможно, что Переплутом называли божество леса, которое вполне может заплутать человека в чуждой для него стихии. Гальковский Н. прямо указывает - «под Переплутом следует разуметь лешего»[112].

Знали славяне и Ладу – богиню любви, красоты, очарования, как прототип Венеры. Являлась одной из проявлений Рожаниц. Ее месяцем считался апрель, металлом - золото, медь или бронза, а камнем - изумруд. На Украине, к примеру, «верили, что Ладо по весне превращается в кукушку для возвещения человеку долгожительства»[113]. Практикующий язычник ровенщины Войтович утверждает, что Ладо является посредником между богом солнца и людьми[114]. Есть мнение о существовании так называемых божеств Леля и Полеля: «С Ладой связано дитя её, имя которого встречается в женской и мужской ипостасях: Лель (Леля, Лелио) или Ляля (Лелия). Лель – дитя Лады, он побуждает природу к оплодотворению, а людей – к брачным союзам... Полеля – второй сын Лады, бог супружества. Не случайно он изображался в белой простой будничной рубахе и терновом венке, такой же венок он подавал супруге. Он благословлял людей на будничную жизнь, полный терний семейный путь»[115]. Но, как показывают исследования, этих божеств язычество славян никогда не знало. Эти божества, так называемой, «сомнительной достоверности»: «О Позвизде, Усладе, Леле и Полеле упоминается в памятниках не раньше XVII века, к таковому времени о древнем язычестве и языческих богах не сохранилось никакого представления. Древняя Русь таких богов не знала. Имена указанных богов – это измышление наших книжников позднейшего времени»[116].

В противовес добрым богам и духам противопоставлялись боги смерти и подземного царства. Среди них – Чернобог, (одно из его имен, также, Мокос - муж Макоши (известно четыре упоминания Мокоса в мужском роде), посмертный судья, бог магии, бог Нави; «…именно он носит имя Чернобога у славян», - уточняет Гаврилов[117]). Властитель подземного мира, представитель тьмы. Чернобог или Велес[118] (особо почитался славянами, как бог скота, воловий бог, а также бог песен) – «злой» бог, обычно отождествляется с Черноголовом, имеет воинские функции. «Петр Альбин в «Миснейской летописи» говорит: «славяне для того почитали Чернобога, как злое божество, что они воображали, будто всякое зло находится в его власти, и потому просили его о помиловании, они примиряли его, дабы в сей или загробной жизни не причинил он им вреда»»[119]. Его день - среда, камень - опал или обсидиан, металл - свинец или ртуть, дерево - ель, орех или ясень, день его празднуют 2 и 6 января, а также в дни чествования Ярилы. Аль-Масуди дает такое описание этого бога: «Они (славяне) имели большого идола в образе человека или Сатурна, представленного в виде старика с кривой палкой в руке, которой он двигает кости мертвецов из могил. Под правой ногой находятся изображения разнородных муравьев, а под левой - пречерных воронов, черных крыльев и других, а также изображения странных хабашцев и занджцев (т.е. абиссинцев)»[120]. Намек на схожесть с Чернобогом, упоминаемого в «Слове о полку Игореве», некоего Дива. Говоря о бедствии надвинувшегося на Руссов, автор «Слова» говорит: «Уже вьрьжеся Див на землю»[121]. В основном можно опираться на украинские пословицы, например: «Щоб тебе чорный бог убив», «щоб на тебе див пришов», на схожести этих пословиц и акцентирует свое внимание Мочульский Г. Некоторые (Миллер В.) видят в Диве и деву Обиду. Это божество относится к сомнительным и до конца не выясненным. Гальковский Н., к примеру, считает: «Во всяком случае, Див не был божеством русских славян»[122]. По другим источникам, Див (Дивия, Дива) рассматривается как богиня земли, супруга Дыя Богиня Мать-Сыра-Земля, оплодотворяемая небесными водами Дыя. Дивия, дивица и прочие производные именно отсюда.

С Чернобогом связаны отрицательные понятия типа «чёрная душа», «чёрный день», служителем которого был Вий[123] (Ний); считался судьёй над мёртвыми, связан со смертью природы во время зимы[124], насылателем ночных кошмаров, видений и привидений, особенно для тех, у кого не чиста совесть.

Богиней смерти считали Мару (отсюда, видимо, - «мор», «смерть» и так далее), а также Карны, Жели, Кручины и Журбы, но они уже не абсолютные владелицы смертью, а лишь постольку, поскольку имеют причастность к Маре.

Домовых духов было множество, их часто называли «дедушками» и они имели непосредственное отношение к почитанию умерших предков. Их имен было множество: «домовой, кутный, дрёма (домашнее мирное божество сна), баюнок (сказочник, сказочник ночной, песенник колыбельный), лень, отеть (крайняя степень лени), окоёмы, прокураты, прокуды (плуты, неслухи, проказники), банник (дух бани), злыдни (украинское «бодай вас злиднi побыли!»), бесы, черти, шишиги (черти, с торчащими шишом волосами), кикимора или шишимора (чертиха с торчащими шишом волосами, божество неспокойных снов и ночных явлений)»[125].

Относительно духов-обитателей леса, и как родного (именно в лесу добывали наши предки пропитание), но и как враждебного (там же многие и погибали, так что, выходя из дома в лес, поле, человек настраивался на постоянную борьбу с немилосердными стихиями) человеку пространства, можно упоминать о многочисленных божках-берегинях: лесовик, лесунок, лешак, дикий мужик, Микола (Никола) Дуплянский, боровик, дед; а также шишиги; мавки лесные; упыри; оборотни; нетопыри; чудо-юдо (особенно часто упоминаются в сказках); лесной царь; судички и гарцуки (мелкие духи, помощники Перуна); лихо одноглазое; птица Страх-Рах. Особое отношение было к так называемым калинникам (от «калить»): Морозко, Трескунец, Карачун и так далее[126].

В чем причина такого особого отношения человека-язычника к природе и ее явлениям? Он всегда мог рассчитывать на неожиданную помощь лесного божества, лесного хозяина, поэтому старался ему понравиться: не вредить лесу, не бить без нужды зверей, не ломать зря деревьев и кустов, не засорять лес, даже не кричать громко, не нарушать тишину и покой природы.

Наши предки видели природу живой, одухотворенной, наделяли ее сознанием, потому как видели ее движение. Весной она просыпалась, оживала, затем она засыпала, потом круг начинался снова. Бурно протекала ее жизнь с благодеяниями человеку, за что он был благодарен ей, выражая это в почтительном отношении к ее проявлениям, обоготворяя их. Терпел наш предок от нее же и лишения, на что язычнику нужно было тоже как-то реагировать.

Это не значит, что если язычество с такой почтительностью относилось к природе, то христианам нужно всячески этому противостоять. Отнюдь, мы также почитаем природу, но уже лишь постольку, поскольку ее создал и наш Творец, мы создания одного Создателя, а все, что Он сотворил, было весьма хорошим, таким божественным одобрением заканчивается каждый творческий день (Быт. 1). Язычество же начинается тогда, когда сама природа или ее явления становятся почитаемыми вне Творца, а словами Апостола: «Они заменили истину Божию ложью, и поклонялись, и служили твари вместо Творца» (Рим. 1. 25).

ГЛАВА III

СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ И СВЯТЫЕ ОТЦЫ О СУЕВЕРИЯХ

Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности.

2 Тим. 3, 16

Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.

Мф. 9, 17

Священное Писание – это наука на всю жизнь: не только юноши-ученика, но и самого великого богослова, не мирянина лишь и новоначального, но и высшего духовного чина и мудрого старца.

Епископ Александр (Милеант)

Отеческая письменность есть не только неприкосновенная сокровищница Предания... Отеческие творения являются для нас источником творческого вдохновения, примером христианского мужества и мудрости. Это есть школа христианской мысли, христианского любомудрия... вечный мир нестареющего опыта и умозрения...

Протоиерей Георгий Флоровский

Для каждого православного христианина Священное Писание, как Откровение Самого Бога человеку, является эталоном всей его жизни, является той призмой, через которую он должен пропускать все свои мысли, желания, поступки. Этой, поистине Книгой книг, прихожанин, как меркой, должен измерять все новые идеи, витающие в его обществе, мнения, навязываемые вне церковной ограды.

Но, к сожалению, Библия, зачастую, не является настольной книгой прихожанина, особенно это справедливо относительно прихожан сельской местности. Слухи, распространяемые протестантами, о том, что «православные Библию только целуют», все-таки, имеют под собой опору. Знание Священного Писания многими православными прихожанами и даже священнослужителями оставляет желать лучшего. Об этом остро замечает современный богослов епископ Иларион (Алфеев), он пишет: «Вопрос о роли Священного Писания в Православной Церкви приобретает сегодня особую остроту. Библия не является частью жизни большинства русских (опять же, актуально это на всем постсоветском пространстве – А.И.) православных христианин. Православные любят говорить о том, что, в отличие от протестантов, у которых sola Scriptura («только Писание»), у них есть Писание и Предание. Однако Предание (именно Предание с большой буквы, а не «предания старцев», которыми многие православные христиане сегодня предпочитают руководствоваться) включает в себя Писание в качестве неотъемлемой составной части: быть православным христианином и не знать Библию нелепо и грешно».[127]

Вот и в оценке места суеверий и остатков язычества в жизни и мировоззрении верующего человека, к Священному Писанию, мы должны прибегать в первую очередь.

Обратимся сначала к Ветхому Завету, ведь через него Господь обращается к нам, новому Израилю.

Уже первыми книгами, Торой Моисеевой, строжайшим образом общение с чародеями, гадателями, представителями оккультизма того времени и даже присутствие их среди народа Божьего было строго запрещено Законом: «Не ешьте с кровью; не ворожите и не гадайте… Не обращайтесь к вызывающим мертвых, и к волшебникам не ходите, и не доводите себя до осквернения от них. Я Господь, Бог ваш» (Лев. 19. 26, 31). «И если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы блудно ходить вслед их, то Я обращу лице Мое на ту душу и истреблю ее из народа ее… Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти: камнями должно побить их, кровь их на них» (Лев. 20. 6, 27). Ясно видим, что Господь ревнует о Себе, а отступление от Него именует блудом. Ибо отношения души человека с Богом, а здесь и целого народа, схожи с таинством брака[128]. И если один из супругов совершает прелюбодеяние, то тем самым, причиняет огромный вред и себе, и другому супругу. То же и в наших отношениях с Богом. Господь предупреждает не ходить путями языческих народов, потому что их боги лживы, на самом же деле «Я Господь, Бог ваш» (Лев. 19. 31). В противном случае ветхозаветному человеку Господь грозит смертью, в наше же новозаветное время - это смерть духовная.

«Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это… Ибо народы сии, которых ты изгоняешь, слушают гадателей и прорицателей, а тебе не то дал Господь Бог твой» (Втор. 18. 10-14). Опять видим Божественное запрещение даже иметь среди народа человека, участвующего в делах тьмы.

Довольно знаменателен также факт, описываемый пророком Моисеем в связи с исходом еврейского народа из Египта. Когда Аарон подтверждал перед фараоном истинность Бога Израиля и серьезность своих намерений, то бросил жезл свой, и Господь претворил его в змея, тем самым показывая Свое могущество. Тогда «призвал фараон мудрецов Египетских и чародеев; и эти волхвы Египетские сделали то же своими чарами: каждый из них бросил свой жезл, и они сделались змеями, но жезл Ааронов поглотил их жезлы». (Исх. 7. 10-12). Господь попустил волхвам языческим сотворить чудо, но для того, чтобы их же и посрамить, и в последующих чудесах Он показал их слабость, ибо сила Божия во много раз превосходила силы языческих богов, которым поклонялись языческие чародеи. Это мы должны помнить и сейчас – Господь в любой момент может посрамить служителей бесовских.

Через пророка Иезекииля Господь грозит судом над язычниками: «Они отвергли постановления Мои и по уставам Моим не поступают. Посему так говорит Господь Бог: за то, что вы умножили беззакония ваши более, нежели язычники, которые вокруг вас, по уставам Моим не поступаете и постановлений Моих не исполняете… посему так говорит Господь Бог: вот и Я против тебя, Я Сам, и произведу среди тебя суд перед глазами язычников» (Иез. 5. 6-8).

А пророк Осия называет прорицателя «безумцем» и «глупцом»: «Да узнает Израиль, что глуп прорицатель, безумен выдающий себя за вдохновенного, по причине множества беззаконий твоих и великой враждебности» (Ос. 9. 7).

Пророк Захария говорит, что лживые прорицатели сами устыдятся дел своих: «Тогда, если кто будет прорицать, то отец его и мать его, родившие его, скажут ему: тебе не должно жить, потому что ты ложь говоришь во имя Господа; и поразят его отец его и мать его, родившие его, когда он будет прорицать. И будет в тот день, устыдятся такие прорицатели, каждый видения своего, когда будут прорицать, и не будут надевать на себя власяницы, чтобы обманывать. И каждый скажет: я не пророк, я земледелец, потому что некто сделал меня рабом от детства моего» (Зах. 13. 3, 4).

В Новом Завете язычник с предельной ясностью противопоставляется христианину: «Если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18. 17), (Мф. 5. 47; 6. 7, 32; 10. 5; Лк. 21. 24 и так далее).

Апостол Павел прямо утверждает, что «…имя Божие хулится у язычников» (Рим. 2. 24). Они «…называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся… (Рим. 1. 23, 24). Вот в чем их основное заблуждение – вместо прославления творения как создания Божия, «они заменили истину Божию ложью, и поклонялись, и служили твари вместо Творца...» (Рим. 1. 25).

И поэтому христианством решительно не приемлется хоть какое-либо раздвоение в делах веры, малейшее проявление остатков языческих практик и обрядов. Должно следовать немедленное искоренение их. Вопрос консенсуса отпадает сам собой, потому как неприемлем в принципе. Сам Господь указывает: «Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Лк. 16. 13), а также: «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12. 30).

Против такого рода синкретизма выступает и апостол Павел: «Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской… Язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами» (1 Кор. 10. 20, 21).

Апостол прямо указывает на сходство волшебства, которое является явным проявлением магизма и оккультизма, с ужаснейшими пороками человечества: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное…, - и как приговор, - поступающие так Царствия Божия не наследуют» (Гал. 5. 19-21).

А вот случай, описываемый апостолом Лукой в его «Деяниях», ярко характеризующий суть волхвований: отвратить от веры истинной в веру ложную, суетную. Когда, по приглашению проконсула Сергия Павла, апостолы Павел и Варнава излагали ему истины христианской веры, то «…Елима волхв (ибо то значит имя его) противился им, стараясь отвратить проконсула от веры. Но Савл, он же и Павел, исполнившись Духа Святаго и устремив на него взор, сказал: о, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды! перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних? И ныне вот, рука Господня на тебя: ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени. И вдруг напал на него мрак и тьма, и он, обращаясь туда и сюда, искал вожатого. Тогда проконсул, увидев происшедшее, уверовал, дивясь учению Господню» (Деян. 13. 8-12).

Еще один случай столкновения апостолов с прорицателями, описанный в Деяниях: «Случилось, что, когда мы шли в молитвенный дом, встретилась нам одна служанка, одержимая духом прорицательным… Идя за Павлом и за нами, она кричала, говоря: сии человеки - рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения. Это она делала много дней. Павел, вознегодовав, обратился и сказал духу: именем Иисуса Христа повелеваю тебе выйти из нее. И дух вышел в тот же час» (Деян. 16. 16-18). Толкуя это место, Блаженный Феофилакт Болгарский прямо называет этот дух «демоном». Далее святитель говорит: «Заградив ей уста, хотя она говорила и истину, он научает нас не допускать к себе демонов, хотя бы они принимали вид, что защищают истину, но преграждать им всякий повод к соблазну…»[129].

Из той же книги Деяний Апостолов мы узнаем о том, что под действием апостольской проповеди «из занимавшихся чародейством довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми» (Деян. 19. 18). Таким образом, они отреклись от связи с демонами и засвидетельствовали несовместимость веры во Христа и чернокнижие.

А вот свидетельство апостола Иоанна: в видении он видит, как Господь противопоставляет праведников чародеям и идолослужителям, сравнивая их с убийцами: «Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая» (Апок. 21. 8). И далее говорит, что Святые приобщатся древа жизни и войдут в город, символизирующий Царство Божие, «а вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду» (Апок. 22. 15). Таким образом, видим, что участь их не весьма завидна, это говорит книга, вещающая о судьбах мира, о его кончине.

А теперь обратимся к святоотеческой письменности, которая составляет значительную часть Священного Предания Церкви. Они, которые личным подвигом засвидетельствовали свою веру в Бога, победив в себе страсти, они - мученики, святители, преподобные, которые видели Христа глазами апостолов, дают однозначно негативную оценку языческим проявлениям и суевериям в христианской среде.

Обратимся к наиболее известным отцам Церкви.

Апологет III века Квинт Септимий Флорент Тертуллиан, порицая астрологию, тесно связывает ее с идолопоклонством и магией, как производной от них, а астрологов сравнивает с бесами. Он пишет, что «…нельзя не заметить некоторых искусств или профессий, благоприятствующих идолопоклонству… Но я утверждаю, что астрологи в этом случае уподобляются падшим ангелам, отошедшим от Бога для обольщения рода человеческого... Если магия наказуема, а астрология — ее разновидность, то вместе с видом подлежит осуждению и разновидность. Так со времени появления Евангелия всякого рода софисты, астрологи, чародеи, маги, волхвователи должны быть неминуемо наказаны»[130].

А вот взгляд на нашу проблему первого монаха преподобного Антония Великого, человека, который бросил вызов силам тьмы, ушедши в пустыню, который на себе испытал все наветы бесовские и победил их силой Христовой. Через Святителя Афанасия Великого он говорит: «Демоны все делают , говорят, шумят, притворствуют, производят мятежи и смятения к обольщению неопытных, стучат, безумно смеются, свистят; а если кто не обращает на них внимания, , плачут и проливают уже слезы, как побежденные… Не должно нам бояться демонов … потому что они бессильны и не могут ничего более сделать, как только угрожать»[131]. И далее: «Диавол есть человекоубийца искони. Между тем мы живы еще, и даже ведем образ жизни, противный диаволу. Итак, явно, что демоны не имеют никакой силы»[132]. «Даже над свиниями не имеет власти диавол. Ибо, как написано в Евангелии, демоны просили у Господа, говоря: повели нам идти (Мф. 8. 31) в свиней. Если же не имеют власти над свиниями, тем паче не имеют над человеком, созданным по образу Божию»[133]. И далее преподобный отец делает решительный и однозначный вывод: «Посему, должно бояться только Бога, а демонов презирать и нимало не страшиться их»[134].

Вот, например, как смотрел на приметы, так надолго осевшие в сознании христиан и дожившие до сего дня, Святитель Константинопольский Иоанн Златоуст: «Кто, выходя из своего дома, встречает кривого или хромого[135] и разумеет это как примету, тот мыслит дело сатанинское, ибо не встреча с человеком делает день несчастным, а греховная жизнь»[136].

Мнение другого авторитетного отца, Святителя Кесарии Каппадокийской Василия, нареченного Церковью Великим, относительно примет также осудительно. Он говорит: «Многим из христиан кажется делом безвредным слушать истолкователей примет. Чихнул кто на слове, говорят: и это имеет значение. Кто-нибудь сзади назвал меня по имени, нога поскользнулась при выходе, зацепилась одежда - все это помеха. И люди весьма знаменитые, ожидающие Судию с небес, хладнокровно впадают в сей пагубный порок. Но слушай: отвержен народ, предавшийся сему. Еще древле, по закону Моисееву[137], очарования, волхвования, ворожба, птицегадания отринуты как изобретения демонов… Враг до того издевается над человеком, что, если показалась кошка, выглянула собака или утром встретился человек, хотя самый благорасположенный, но с поврежденным правым глазом или бедром, он отскочит, отворотится, не раз зажмурит глаза. Что бедственнее такой жизни - все подозревать, во всем видеть препятствие, когда все должно возводить душу его к Богу? »[138]. Осуждая ложное мнение о счастливых или несчастных днях недели[139], Златоуст говорит: «Диавол, стараясь пресечь наши подвиги добродетели и погасить в нас доброе произволение души, внушает нам приписывать успехи и неудачи в делах дням. Если кто верит, что день бывает счастлив или несчастлив, тот в несчастливый день не будет стараться о добрых делах, думая, что по неблагоприятности дня напрасно станет трудиться и ни в чем не успеет. Так, напротив, и в счастливый день он ничего не будет делать, надеясь, что по причине счастливого дня ему не повредит собственное его нерадение. Таким образом, то и другое вредит его спасению. Иногда безрассудно, а иногда как бы безнадежно поступая, он проводит жизнь свою в праздности и зле. Итак, мы должны избегать козней диавола, отбросить сокрушение духа и не наблюдать дней, ненавидя один и любя другой»[140].

Плачет Святитель Иоанн и о христианах, возлагающих надежду на разного рода амулеты. В беседах на Первое послание к Коринфянам он говорит: «После брака, если родится дитя, мы видим множество символических действий, достойных смеха: говорить ли о перевязках, о погремушках, о красной пряже и многом другом, доказывающем великое безумие, тогда как не следует возлагать на младенца ничего другого, кроме спасительного креста. Между тем ныне крест, обративший всю вселенную, поразивший диавола и ниспровергший всю силу его, остается в пренебрежении; а ткани, пряже и другим подобным привескам вверяется безопасность младенца. Не стыдно ли вам? Скажите мне: поймете ли вы когда-нибудь, как диавол с раннего возраста человека мало-помалу раскидывает свои сети и употребляет свои хитрые меры? Смешное и забавное внушение сатаны, впрочем, не смеху только, но геенне подвергающее обольщаемых! Если это делается у язычников, то нисколько не удивительно, а когда поклоняющиеся кресту, приобщающиеся неизреченных Таинств и достигшие любомудрия держатся таких постыдных обычаев, - это достойно многих слез»[141]. «Что сказать, - говорит в другом месте святой Златоуст по поводу тех же амулетов, - о тех, которые привязывают к ногам и голове медные монеты Александра Македонского? Скажи мне: это ли наши надежды? Как после креста и смерти Господней ты возлагаешь надежду спасения на изображения языческого царя?»[142].

Против гаданий высказывается святой Златоуст в Слове на новолетие: «Более всего огорчают меня игры, которые сегодня происходят... и которые преисполнены распутства и нечестия, потому что занимающиеся ими замечают дни, гадают и думают, что если первый день года удастся им провести в веселии и удовольствии, то и во весь год будет совершенно то же. Но год будет для тебя счастлив во всем не тогда, когда ты напьешься пьян в первый день, но когда и в первый и в прочие дни будешь делать то, что угодно Богу. Если же, вознерадев о добродетели, будешь ожидать себе счастья от начала месяца и исчисления дней, то не будет тебе ничего доброго. Замечать дни не сообразно с христианскою мудростию. Это дело еллинского заблуждения»[143].

Осуждая гадания и напрямую связывая их с суеверием, епископ Иппонский Блаженный Августин показывает суть этого дьявольского обольщения и пишет: «Последствия их большей частью сообразны с мыслями и предубеждениями каждого. Ибо злые духи, желая содержать человека в обмане, льстят ему показом того, что, как они видят, сообразно с его ожиданием и желанием… Вообще, на мнения людей о важности некоторых гадательных знаков, установленных предубеждением человеческим, не иначе надобно смотреть, как на некоторый договор и условие с злыми духами. Люди, пристрастившиеся к пагубной науке гадать, которая, собственно, есть только наука издеваться над другими и обманывать их, за такое пристрастие свое, по некоему тайному суду Божию, подпадают нередко влиянию падших ангелов, которым попускается иногда иметь некоторое влияние на низшую часть мира. От этих насмешек и обманов злых духов происходит то, что суеверное и гибельное искусство прорицания иногда действительно открывает прорицателям нечто из прошедшего и будущего и говорит им немало такого, что впоследствии отчасти оправдывается событиями. Такие небольшие удачи возбуждают и питают любопытство, из-за чего они все более и более запутываются и запутывают других в сети зловредного заблуждения... Даже верность подобных предсказаний нисколько не оправдывает науки предсказывать. Поэтому святотатственное искусство, при помощи которого вызвана была тень умершего Самуила, достойно всякого отвращения и проклятия, хотя тень эта, будучи показана царю Саулу, и предрекла ему истину»[144].

О согрешивших против первой заповеди Моисеева Декалога в «Православном исповедании веры» с осуждением говорится: «Против сей заповеди грешат волшебники и подражающие их делам, например, те, которые носят привески и значки для предохранения себя от вреда; те, которые прилепляются к суеверным обычаям и им верят; равно и те, которые в болезнях пользуются нашептыванием старух и других суеверий держатся; наконец, те, которые из всякого случая выводят предзнаменования»[145].

А вот слова преподобного Макария Египетского о чародеях, сила которых имеет явно демонское происхождение, но контролируется Божественным Провидением, он пишет: «Посему, волхвы и чародеи, по действию сопротивной силы, при Божием попущении оказываются чудодеями, имеют власть над ядоносными животными, смело идут в огонь и воду, как Ианний и Иамврий, противившиеся Моисею (2 Тим. 3. 8), и как Симон, вступающий в состязание с первоверховным Петром…»[146].

Не обошел своим вниманием волшебников и прорицателей и Святитель Григорий Нисский. И у этого Святого видим решительное осуждение данных явлений, он пишет, что «…волшебство - достояние лукавое… Итак, поскольку у плотолюбцев в настоящей жизни есть некая рачительность о том, чтобы иметь сколько-нибудь ведение о будущем, при котором надеются или избежать бед, или же достигнуть желаемого, то поэтому, чтобы люди обращали взор не к Богу, исполненное обмана демонское естество изобрело многие способы узнавать будущее, как-то: птицегадание, толкование знамений, прорицания, наблюдение внутренностей у животных, вызывание мертвых, исступления, наития божеств, вдохновения и многое другое тому подобное. И как скоро какой-либо род предведения вследствие какого-либо обмана признан истинным, обольститель демон представляет его обольщенному в оправдание лживого предположения. Так устраивает демон, что полет орла служит к возбуждению надежды в наблюдателе; на трепетание печени, на колебание, происходящее во вздувшихся мозговых оболочках, на вращение глаз и на всякую ложную примету, подобную означенной, ухищрение демонское указывает обольщаемым, чтобы люди, отступив от Бога, обратились к служению демонам в уверенности, что они совершают подобные вещи. Поэтому одним из видов обмана был и обман чревовещателей, которым верили, что их чародейство может души умерших снова привлекать в здешнюю жизнь»[147].

Обратимся и к каноническим правилам, в которые, стараниями Святых отцов вложен сам дух Евангелия, дух апостольский.

Относительно оккультистов можно применить некторые правила Шестого Вселенского собора. 61-е правило гласит: «Предающиеся волшебникам, или так именуемым стоначальникам (старейшие волхвы), или другим подобным, дабы узнать от них, что восхотят им открыть, согласно с прежними отеческими о них постановлениями, да подлежат правилу шестилетней епитимии. Той же епитимии надлежит подвергать и тех, которые водят медведиц, или иных животных, на посмешище и на вред простейших, и соединяя обман с безумием, произносят гадания о счастье, о судьбе, о родословии и много других подобных толков; равно и так именуемых облакогонителей, обаятелей, делателей предохранительных талисманов и колдунов. Закосневающих же в сем и не обращающихся и не убегающих от таковых пагубных и языческих вымыслов определяем совсем извергать из Церкви, как и священные правила повелевают. Ибо, какое общение света ко тьме, как глоголет Апостол: или кое сложение Церкви Божией со идолы; или кая часть верному с неверным; кое же согласие Христа с велиаром? (2 Кор. 6. 14-16)». 62-е правило также налагает прещения на тех христиан, которые еще обращаются к языческим традициям: «Так называемые календы (празднования в первый день месяца – А.И.), вота (празднования в честь языческого бога Пана – А.И.), врумалия (остатки почитания бога Вакха или Диониса – А.И.) и народное сборище в первый день месяца марта желаем совсем исторгнуть из жития верных. Такожде и всенародные женския плясания, великий вред и пагубу наносить могущия, равно и в честь богов, ложно так эллинами именуемых, мужеским или женским полом производимые плясания и обряды, по некоему старинному и чуждому Христианского жития обычаю совершаемые, отвергаем, и определяем: никакому мужу не одеваться в женскую одежду, ни жене в одежду мужа свойственную; не носить личин комических или сатирических, или трагических; при давлении винограда в точилах не возглашать гнусного имени Диониса, и при вливании вина в бочки не производить смеха, и, по невежеству, или в виде суеты, не делать того, что принадлежит к бесовской прелести. Посему тех, которые отныне, зная сие, дерзнут делать что-либо из вышесказанного, если суть клирики, повелеваем извергать из священного чина, если же миряне, отлучать от общения церковного». А также 65-е правило говорит: «В новомесячия возжигания некоторыми пред своими лавками или домами костров, чрез кои, по некоторому старинному обычаю, безумно скачут, повелеваем отныне упразднить. Посему если кто учинит что-либо таковое: то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен. Ибо в четвертой книге Царств написано: и сотвори Манассия алтарь всей силе небесней на дву дворех дома Господня, и проводаше сыны своя чрез огонь, и вража и волхования творя, и сотворил чревовещателей, и волшебниц умножил, и умножил творить лукавое пред очами Господними, еже прогневлять Его (4 Цар. 21. 5-6)».

Анкирский поместный собор своим 24-м правилом постановляет: «Волхвующие и последующие языческим обычаям или вводящие неких в дома свои, ради изыскания волшебств или и ради очищения, да подвергаются правилу пятилетнего покаяния, по степеням установленным: три года припадания и два года молитв без приобщения Святых Тайн».

Лаодикийский собор 36-м правилом также осуждает оккультизм, а талисманы называет «узами душ». Отцы его постановили: «Не подобает освященным или причетникам быть волшебниками или обаятелями, или числогадателями, или астрологами, или делать так именуемые предохранилища, которые суть узы душ их. Носящих же оные повелели мы извергать из Церкви».

Вот определение Карфагенского поместного сбора на счет суеверного отношения к святыне: «Постановлено и сие: повсюду на полях и в огородах поставленные якобы в память мучеников алтари, при которых не оказывается положенным никакого тела или части мощей мученических, да разрушатся, если возможно, местными епископами. Если же не допустят до сего народные смятения, то, по крайней мере, да будет вразумляем народ, чтобы не собирался в оных местах и чтобы правомыслящие к таковым местам не привязывались никаким суеверием. И память мучеников совсем да не совершается, разве если где-либо есть или тело, или некая часть мощей, или, по сказанию от верной древности переданному, их жилище, или стяжание, или место страдания. А алтари, где бы то ни было поставленные, по сновидениям и суетным откровениям некоторых людей, да будут всемерно отвергаемы» (94-е правило). Тут же дается и краткое объяснение данного правила: «В данном правиле речь идет о храмах и часовнях сооруженных не только без такого (имеется в виду епископского – А.И.) благословения, но и на основании какого-либо суеверия или ложных откровений, а иногда измышления».

Святитель Григорий Нисский так постановляет об обращающихся к гадателям: «Те же, которые приходят к чародеям, или к прорицателям, или к обещающим через демонов учинить некое очищение или отвращения вреда, и да испытуются, оставаясь ли в вере во Христа, некою нуждою вовлечены они к таковому греху, по направлению, данному им каким-либо несчастьем или несносным лишением, или совсем презрев исповедание, от нас им вверенное, прибегли к пособию демонов. Ибо если учинили это с отвержением веры, и с тем, чтобы не веровать, что Бог есть поклоняемый христианами, то без сомнения подвержены будут осуждению с отступниками. Если же несносная нужда, овладев слабою душею, довела их до того, обольстив некоею ложною надеждою, то и над сими также явлено будет человеколюбие, по подобию тех, которые во время исповедания не возмогли противостать мучениям»[148]. Здесь видим особенную любовь архипастыря к павшему в грех человеку. Святитель Григорий не сразу грозит прещениями, но советует скрупулезно разобраться в каждом конкретном случае.

Сятитель Василий Великий в своде своих правил предлагает ряд канонических прещений относительно ворожеев, гадателей, прорицателей.

Правилом 65-м занимающегося волшебством святой сравнивает с убийцей: «Покаявшийся в волшебстве или в отравлении да проведет в покаянии время, положенное для убийцы, с распределением, сообразным тому, как сам себя обличил в каждом грехе». Та же епитимия 72-м правилом налагается и на пассивного участника: «Предавший себя волхвователям или неким подобным да будет под епитимиею столько же времени, сколько убийца». Отлучает Святитель Василий от церковного общения на шесть лет и людей, верящих чародеям, в 83-м правиле он говорит: «Волхвующие и последующие обычаям языческим или вводящие неких в дома свои, ради изыскания чародейств и ради очищения, да подлежат правилу шестилетия: год да будут плачущими, год - слушающими, три года - припадающими, и один да стоят с верными, - и так да примутся».

Святой Максим Грек пишет целую работу, направленную на разоблачение астрологии как разновидности магии, а следовательно, и суеверия, язычества, связывающей человека с демонами. В письме неизвестному лицу он пишет, что посылает труд «низлагающий убо прелесть звездочетную и всякое волшебное неистовство, бесами изобретенное»[149].

А вот мнение о сглазе и других суевериях нашего русского святого недавнего времени преподобного Амвросия, старца Оптинского. В одном из писем, указывая на молитву Требника «В первый день, по внегда родити жене отроча», он пишет: «От… невидимых духов молится священник избавить родительницу и новорожденнаго. Значит, сомневаться в дурном глазе нельзя. Но употреблять воду, в которую опускают горячие угли с молитвою, и кропить этой водой, суеверно и грешно. У нас есть на то крещенская вода. Также грешно и суеверно располагать занятия по месяцу или луне…»[150]. Но был ли это панический страх перед злой силой? Оригинальный греческий текст Требника говорит: «καί όφθαλμών βασκαίας» («…и от очес призора»), где греческое слово «βασκανία», кроме «волшебство», переводится еще и как «зависть». Опираясь на исследование этого вопроса Дунаевым А.Г., заметим, что просмотр специалистом «около ста пятидесяти» цитат святых отцов, учитывая контексты, нигде[151] не употребляется этот термин в качестве «волшебства». Вместе с синонимическим «φθόνος» оно означает «зависть», что можем применить и к молитве Требника. В Требнике, например, Святителя П.Могилы 1646 г. это место звучит следующим образом: «от рвения и зависти, от очесного негодования»[152].

Пишет преподобный Амвросий и об осторожном отношении к снам, говорит, что «…эти сны, может быть, не истинные, а с шуией стороны, потому что от истинных видений бывает мир и польза душевная, а от этих снов последовало общее смущение. Поэтому советую тебе не доверять этим снам, а оставлять их без решения и молиться, чтобы Господь и Царица Небесная устроили о тебе полезное, яко же Им угодно. Если что по воле Божией будет, то пусть и будет,— и эти вещи бывают обыкновенно и без нашей воли; а эти сны бывают иногда только одно наругание бесовское, на которое не следует обращать внимания. Пусть об нас лучше будет по воле Божией…»[153].

Конечно же, указать мнения всех святых отцов по данному вопросу невозможно, да и в принципе нереально. Хотя, возможно, эта работа еще ждет своего исследователя. Но, уже указав позицию некоторых отцов, находим общую картину решительного неприятия языческих пережитков, его остатков в христианской среде.

Таким образом, наблюдаем единство во мнениях о вреде проявления язычества и суеверий Священного Писания и многих святых отцов, как в частных творениях, так и в соборных определениях.

ГЛАВА IV

УЧЕНИЕ ЦЕРКВИ О БЛАГОДАТИ.

ОБРЯДОВЕРИЕ В ЖИЗНИ ПРИХОЖАН

«Течет ли из одного отверстия источника

сладкая и горькая вода? Не может, братия мои, смоковница приносить маслины или виноградная лоза смоквы. Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду»

(Иак. 3, 11-12)

Церковь же непорочная, сущи невеста Христова, должна никаковых же баснословных умствований и самовымышленных толкований приимати, но на самом Писании Божественном утверждатися, и толкования истинного великих вселенныя учителей, а не простых бающих мужиков слушати.

Святитель Димитрий Ростовский

Всякая другая вера, кроме веры в святую Истину, есть суеверие. Плоды суеверия – погибель. Такая вера осуждена Богом…

Святитель Игнатий Брянчанинов

Христос назвал Себя Истиной, а не обычаем.

Тертуллиан

Обряд ведет человека к Богу, а не к своему исполнению и… ведет он именно человека.

Диакон Андрей Кураев

Если один обычай ведет тебя к Врачу, то не получишь здравия.

Преподобный Ефрем Сирин

Православное учение о благодати вытекает из учения Церкви о Боге как Искупителе. Со Своей стороны Господь сделал все, что мог: искупил, исцелил нас от греха первородного и смерти. Мы же, в свою очередь, посредством личного подвига и при помощи Божественной благодати воспринимаем этот искупительный подвиг Христов. Лишь соединяясь с Богом, мы достигаем состояния бесстрастия и обожения.

Но ведь постичь Божественную сущность человек не может. Профессор В.Н. Лосский говорит, что «… мы не можем быть участниками ни сущности, ни Ипостасей Святой Троицы. Однако обещание Бога не может быть иллюзией: мы призваны к тому, чтобы приобщиться Божественной природе…»[154]. Таким образом, в богословии вносится «…различие в Боге сущности или, в собственном смысле слова, природы, неприступной, непознаваемой, несообщаемой, и энергий или божественных действий, природных (имеется в виду природа Божества – А.И.) сил, неотделимых от сущности, в которых Бог действует во вне»[155]. Об этом ярко высказывается в контексте спора с Варлаамом Калабрийцем Святитель Григорий Палама, он пишет: «Озарение и благодать Божественная и обожающая – не сущность, но энергия Божия»[156]. По его же словам, эта благодатная «энергия общая и Божественная сила и действие Триипостасного Бога»[157]. Эти энергии Бога и есть «благодать» (для святителя это даже «божества»[158]), как называет их святитель Григорий, ей мы и спасаемся, к стяжанию которой и призваны.

Но, как пишет тот же профессор В. Лосский, это учение не самого Святителя Григория, хоть он и смог сформулировать его с предельной догматической точностью. Об этих «силах», «действиях», «энергиях» Божьих говорит большинство Святых отцов Восточной Церкви, что вполне соответствует принципу «consensus patrum». О Божественных энергиях говорят Святые Афинагор, Василий Великий, автор «Ареопагитик», немного позже преподобный Максим Исповедник, преподобный Иоанн Дамаскин и другие. В энергиях проявляется «Сам Бог, но не в Своей сущности… Они – преизбыток Божественной природы, которая не может Себя ограничить, которая больше Своей сущности»[159].

Лингвистические параллели нашему слову «благодать» в греческом языке соответствует «χάρις», в латинском – «gratia». Как указывает священник Олег Давыденков: «Древние греки и римляне этими словами выражали понятия о приятных свойствах лица или предмета (красота какой-то вещи или произведения искусства…). Второе понятие…связано с чувствованиями, которые эти предметы или лица возбуждают в окружающих людях (…сочувствие, благоволение, милость…)»[160].

В Священном Писании это слово употребляется с разными оттенками: это и милость (Исх. 8. 21), и отношение Бога к человеку, излияния на людей даров Господних (Быт. 6. 8; 18. 3; Лк. 1. 30; 1 Пет. 4. 10; 5. 10; 2 Кор. 9. 8), а также отношения между людьми (Лк. 2. 14), духовные и материальные блага, милостыня (1 Кор. 16. 3; 2 Кор. 8. 7), иногда - к понятиям чисто духовного характера (Еф. 4. 29) и так далее.

В узком смысле, опираясь на Священное Писание, благодать – это Божественная сила, изливаемая Богом на человека. Апостол пишет: «Господь сказал мне: довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи. И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова» (2 Кор. 12. 9), а также: «Тружусь и подвизаюсь силою Его, действующею во мне могущественно» (Кол. 1. 29).

Божественная благодать является атрибутом природы Божества и общая всем Трем Божественным Лицам, она «… движется по воле Отца через Сына в Духе Святом»[161]. Священное Писание подтверждает это. Об Отце как источнике благодати говорит апостол Павел словами: «Благодать вам и мир от Бога Отца» (1 Кор. 1. 3); Через Христа есть возможность человеку приобщиться благодати как Духу Его (Рим. 8. 9; Гал. 4. 6). Писание говорит о благодати как «дарованной во Христе Иисусе» (1 Кор. 1. 4) или «данной нам во Христе Иисусе» (2 Тим. 1, 9). А Дух Святой в послании апостола Павла к Евреям прямо назван «Духом благадати» (10. 29).

Божественная благодать нужна как в начале пути человека к Богу (так называемая «предваряющая благодать»), то есть в призвании, о чем говорит Христос словами: «Никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего» (Ин. 6. 65), так и на протяжении всей его жизни («благодать освящающая») опять же по словам Господа: «Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15. 5). Святитель Григорий Богослов по этому поводу говорит: «Поелику есть люди, так высоко думающие о своих заслугах, что все приписывают себе самим, а не Тому, Кто их сотворил и умудрил, - не Подателю благ, то слово Божие учит таковых, что нужна Божия помощь и для того, чтобы пожелать добра; тем паче самое избрание должного есть нечто божественное, дар Божия человеколюбия. Ибо надобно, чтобы дело спасения зависело как от нас, так и от Бога»[162].

Но как же соотносится благодать с нашей свободой? Этот очень важный в понимании и деле спасения момент был предметом ожесточенных споров, разгоревшихся в V веке. Представителем одного мнения, сводившего благодать к естественным дарам человека, закону Ветхого Завета и учению Иисуса Христа, был британский монах Пелагий. Против него выступил Блаженный Августин, считавший благодать внутренней силой, которая заступает место человеческой свободы и спасает человека, обходя его свободу. Но Церковь не приняла ни одно из этих мнений. По словам В.Н. Лосского: «Основное заблуждение Пелагия заключалось в том, что он перенес тайну благодати в область рассудка, где сущности духовного порядка — благодать и свобода — превратились в два смежных понятия, которые нужно было согласовать, как два чуждых друг другу предмета. Блаженный Августин в своей полемике против пелагианства последовал примеру своего противника»[163].

По учению Церкви, Благодать не ущемляет свободы личности, Господь не может ворваться в сердце человека насильно. Спасение же совершается синергией («συνεργοι» - «соработничество», «содействие») свободы и благодати, Святой Апостол Павел прямо утверждает: «Мы соработники у Бога» (1 Кор. 3. 9). Здесь стоит упомянуть святоотеческий принцип: «Бог спасает нас не без нас». Господь всегда первым делает шаг к человеку: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Апок. 3. 20), а от нас зависит впустим ли мы Его в нашу душу или нет. Для этого же необходимо приложить усилия, нужен личный подвиг. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие, восхищают его» (Мф. 11. 12). Только лишь при взаимодополнении добродетелию веры и наоборот, мы достигаем единства с Богом в Его благодати. По словам В.Н. Лосского: «Для христианина не существует автономного добра, доброе дело хорошо лишь постольку, поскольку оно служит нашему соединению с Богом, поскольку оно способствует стяжанию благодати, добродетели — не цель, а средство»[164]. Итак, «благодать — это присутствие в нас Бога, и оно требует с нашей стороны непрестанных усилий. По мере нашего подвига благодать все более и более в нас раскрывается, оказывается присвоенной…»[165].

Отношение многих прихожан к благодати, как и ко всей сакраментальной жизни Церкви – магическое. Для шамана или магов его отношение к духам чисто техническое. Главное – все правильно сделать, до тонкостей выполнить все предписания заклинаний и обрядов. Этим шаман заставляет духа или божество если не повиноваться ему, то максимально привлечь на свою сторону, к себе в союзники: «правильное совершение ритуала – одно из важнейших требований в языческой магии, потому что от того, как соблюдается ритуал, зависит, как будут тебе повиноваться духи, а повинуются они, только в результате правильно совершенных действий»[166]. При этом магическое понимание божества решительно отличается от понимания Бога в христианстве. Для традиции магизма, шаманизма божество - это некая безликая субстанция, закон, карма и так далее, что указывает на такого рода мировоззрения, как пантеистические: бог во всем и все в боге. В христианском понимании Бог есть Личность, причем - любящая Личность (Ин. 3. 16). Он смотрит на внутреннее состояние человека, движение его сердца, а не рук: «Сын мой! отдай сердце твое мне» (Прит. 23. 26).

Многие современные (да и не только современные) прихожане именно так, магически, понимают благодать Божию, и как следствие такого понимания, относятся к ней, как к духам, которых можно заставить, правильно исполнив определенные действия, повиноваться человеку. По определению В. Зыбковца, «магией называют различные действия, цель которых — повлиять воображаемым сверхъестественным путем на окружающий мир»[167], что очень хорошо подтверждает вышесказанное.

Отец Александр Шмеман размышляет об этом так: «Отметим сразу, что Русь принимает «готовое» Православие и в эпоху, когда в самой Византии всё сильнее сказываются настроения охранительные, стремление всё свести к прошлому, к завершенному образцу, боязнь что-нибудь нарушить в древних «преданиях». Таким обрядоверием, некоторым гипертрофичным характером узко-литургического благочестия русская психология отмечена с самого начала»[168].

Такое понимание благодати находим даже и у некоторых священников. Автор видел, как один священник, освящая машину, открывал все двери, якобы для большей доступности благодати и для возможности максимального окропления Святой водой. Но ведь не посредством окропления освящается вещь, но свободным желанием человека всё в своей жизни освятить проникновением благодати Божией и сыновним обращением к любящему Отцу. А окропление это лишь видимый символ, не имеющий принципиального онтологического значения. «Можно внешне соблюдать все обряды, но если у человека неверное представление о сути Таинства, обряда, ритуала – его прочтение христианства будет близко к языческому и оккультному пониманию религии. Как язычники создают свою собственную облегченную религию, потворствующую их слабостям, - точно также и заблуждающийся создает «собственную религию», которая снисходительна к его порокам и не заставляет его измениться…»[169]. Таким образом, «внешняя сторона церковной жизни имеет смысл и приносит пользу только в том случае, когда она соединяется с исполнением заповедей Евангелия и покаянием, когда способствует познанию себя, смирению, видению своей неспособности стать христианином без помощи Божией. Если христианин исполняет лишь внешнюю сторону церковной жизни, занимается благотворительной деятельностью, а при этом по заповедям Христовым не живет, то с ним случается величайшая беда в жизни - он непременно увидит себя праведником… Вот откуда рождаются фанатизм и гордыня - столпы язычества»[170].

Нужно указать на разные проявления суеверий. Особо сильна у нас вера в приметы. Каждому естественному проявлению мы придаем особое магическое значение. Когда простая случайность в обыденной жизни интерпретируется как величайшая причина духовного порядка, которая повлечет за собой ряд позитивных или негативных следствий: икнул - кто-то меня вспоминает; чихнул - правду сказал; в ухе зазвенело - известие будет; нос зачесался - к выпивке; ладонь - к деньгам; паук опустился - известие будет; ложка со стола упала - женщина придет, а нож - мужчина...

Далее, особое отношение православных прихожан к гаданиям, прорицаниям и так далее. Нельзя не упомянуть и о неимоверном желании человека приобрести силу от различных предметов, так называемых оберегов[171] или амулетов (см. Приложение 2), против «порчи», «сглаза» и, вообще, физических болезней. При чем срабатывает языческий принцип относительной веротерпимости. Языческая традиция принимает и почитает чужих богов, язычники не против заручиться дополнительной поддержкой других божеств, здесь проявляется языческая веротерпимость. Но язычество не прощает неуважительное игнорирование своих богов. И если мы обратимся к раннехристианским мученикам, то увидим, что их мучили не только за веру во Христа, но и за «атеизм», за неверие языческим богам; христиане же предпочитали мучения даже формальному проявлению уважения к языческим алтарям.

Прихожане также, на всякий случай, к обычным оберегам из ржи, соломы, других злаков и плодов, символизирующих земные блага (к чему всегда стремится язычник в отличие от христианина, который в приоритеты ставит духовное начало), вносят элемент христианский. Вплетают или вклеивают иконы, особенно Святителя Николая Чудотворца, Спасителя, Богородицы, а также другие христианские святыни, которые важны для нас, христиан, лишь в контексте Церковной жизни, жизни во Христе. Налицо видим проявление того, о чем говорит Языкова И.К.: «В народном сознании, склонном к фольклоризации Православия, нередко смещались акценты и утрачивался христоцентризм, присущий евангельскому откровению. Так в XVII веке мы видим, как разрастается культ Богородицы…»[172].

То, что наши христиане не хотят «портить отношения» с миром бесовским, подтверждает тот факт, что по данным Центра социологических исследований МГУ: «Среди респондентов в возрасте 18-24 лет в колдовство, порчу, дурной глаз верят 62,5%, в предсказания астрологов 35,6%, в спиритизм 28%. Среди этой же возрастной группы причащаются в Церкви 26%, верят в воскресение Иисуса Христа 40%. По данным телефонных опросов 1993-1996 гг., в колдовство, спиритизм, астрологию верят не меньше, а то и больше из 1000 опрошенных москвичей, чем в христианские догматы. И что самое удивительное, это не две разные категории людей, верящих либо в колдовство, либо во Христа, а одни и те же верующие»[173]. По другим соцопросам «в астрологию верят 26% православных. В спиритизм 18%. Стоит обратить внимание, на то, что если в колдовство порчу и дурной глаз верят 47% христиан, то в дьявола только 32%. Значит, далеко не все считают магические чары пособничеством дьявольских сил. Атеисты в 2-4 раза меньше подвержены влиянию суеверий, оккультизма, сатанизма. Так, соотношение верящих в колдовство среди верящих и атеистов соответственно 57% и 21%, в астрологию - 29 и 15, в спиритизм -25 и 6. Более того, распространенность веры в колдовство среди верующих прямо пропорциональна частоте посещения ими церкви. Так, численность верящих в колдовство, порчу, дурной глаз почти одинаково среди посещающих церковь еженедельно (54%) 2-3 раза в месяц (59%), 1 раз в месяц (50%), 2-5 раза в полгода (54%); снижается она только среди посещающих церковь довольно редко - 1 раз в полгода и 1 раз в год (соответственно 41 и 40%), еще ниже становится среди тех, кто вообще не посещает церковь (31%), хотя казалось бы все должно быть наоборот. Верящих в астрологию, гороскопы также максимальное и почти неизменное число среди наиболее частых прихожан: среди посещающих церковь еженедельное 34% 2-3 раза в месяц - 39%, 1 раз в месяц - 34%. Среди тех, кто не ходит в церковь верящих в предсказания астрологов вдвое меньше - 16%, Тот факт, что распространенность суеверий и оккультизма среди верующих прогрессирует по мере увеличения частоты посещения ими церкви, свидетельствует о слабом влиянии духовенства даже на постоянных прихожан, которые выходят из храма с теми же заблуждениями, что и пришли»[174].

Эту проблему видит и отец Александр Мень: «И среди христиан еще слишком часто дают о себе знать рецидивы доевангельского сознания. Они проявляются и в отрешенном спиритуализме, и в авторитарной нетерпимости, и в магическом обрядоверии. Это вполне объяснимо: ведь позади сотни веков, в сравнении с которыми две тысячи лет - ничтожный срок для того, чтобы преодолеть язычество и осуществить хотя бы малую часть задачи, поставленной миру Богочеловеком. А она поистине абсолютна и неисчерпаема. Можно сказать, что «закваска» Евангелия только начала свое преобразующее действие»[175].

А вот психология магии по Д. Фрэзеру: «Анализируя принципы мышления, лежащие в основе магии, мы обнаруживаем, что они сводятся к двум: первый принцип гласит, что сходное происходит от сходного, что следствие подобно своей причине; согласно второму принципу, предметы, которые однажды находились в длительном контакте или общении между собой, продолжают действовать друг на друга тогда, когда это общение прекратилось»[176].

К магизму и обрядоверию, приучают не только с малых лет наши бабушки, но эти идеи навязывают даже на уровне университетов. Например, преподаватель «Народоведения» одного из университетов (РДГУ) города Ровно (обласной центр Украины) Немиро М. в пособии для преподавателей и студентов рассуждает, среди прочего, и об оберегах. Она называет их «неотъемлемой частью нашей (украинской – А.И.) национальной культуры»[177]. Но вопрос стоит не в том, что это явление есть часть культуры определенной группы славянского народа. Корень вопроса в другом: является ли это высшим проявлением духовности, приближающим человека к Богу? И вообще: какое место здесь отводится Самому Богу? Или же это шаг назад в духовно-культурном развитии народа, нации и, в частности, конкретного человека? Нужно ли сейчас форсировать в нашем обществе эти пережитки язычества, с которыми так долго борется Православие? Сейчас, когда с принятием христианства Идеал стал настолько высок, но и настолько достижим (пример тому многочисленный сонм святых, которых дала наша Церковь), что возврат назад к примитивной атрибутике и откровенному примитивному магизму, чем и являются так называемые обереги, казалось бы, невозможен.

Вышеуказанный исследователь даже делит обереги на группы. «Символические обереги менялись исторически… Их остатки имеем на писанках, рушниках – символах великих праздников»[178]. Наиболее характерным оберегом называется крест, но внимание акцентируется не на том, о чем говорит христианство – как символе победы Жизни над смертью. «Равноконечный крест еще и в круге, был давним украинским символом изображения Дажбога. Нередко концы загибались – это символизировало движение Солнца и всего живого… Трактуется как христианский крест, а изображается как праукраинский символ»[179]. К духовным оберегам, по Немиро М., относятся «молитвы, заговоры, зашептывания, нашептывания… Это был… своеобразный код, который открывал доступ к живительным источникам космической энергии»[180]. Неужели этот оккультизм и магизм актуален для нашого народа, который в большинстве своем, все-таки, остается православным[181]? «Люди верили, что проговорив определенный заговор, можно уберечь посевы от непогоды…»[182]. Опять же: какое место отводится в этих практиках Богу? Он - не нужен, все осуществляется силой заговоров и обрядов. К материальным оберегам Немиро М. относит «воду, особенно освященную…, соль освященную, мак, освященный на Маккавея, земля… Было счастьем найти подкову…Человек сам для себя есть оберег…»[183].

Видим яркую связь оберегов с таким примитивным проявлением религиозности как фетишизм. Но если некий момент «фетишизма» в Православии носит характер не основной, а, так скажем, подчиненный (например, благоговейное отношение к святне: святой воде, свечке и т. д.), как тому, что освятил для нас Господь - это совершенно допустимо. Но когда предмет или явление само по себе есть ценность и несет в себе какую-то освящающую силу, то это уже серьезная патология в духовном мире человека или общества.

В этом контексте можно упомянуть о практике ношения так называемых «православных» оберегов и амулетов. На полках приходских и монастырских иконных лавок с особым успехом продаются пояса с 90-м псалмом и молитвой «Да воскреснет Бог», кольца, с теми же молитвами. И действительно, зачем понуждать себя к молитве, если можно просто носить на поясе и пальцах поясок да кольцо с той же молитвой? Всякого рода ладанки, вода, песок со Святой Земли, все это автоматически охраняет нас. Опять же: зачем Бог? Как справедливо замечает профессор Андрей Кураев: «И причастию найдены заменители. Вот как эта суррогатная обрядность выглядит по книге А. Ильинской: «Старец Феодосий привез чудесную воду из Иерусалима и благословлял ее пить духовным чадам. «Это вода с Животворящего Креста, на котором Сам Спаситель был распят, - приговаривал он, - кто эту водичку пьет, в ад не годится»»[184].

В. Даль дает такое определение оберега: «Оберег или обережь нареч. близ берега, берегом, землей или водой, но более по воде. Держись оберег, держи обережь, правь судном ближе к берегу. Обереги мн. прибережный лед... Оберег, сев. заговоры, зачурания, слова и обряд от порчи, уроки; наговор, нашепты, для разрушения или недопущения вредных чар; талисман, ладанка, привеска от сглазу, от огня, воды, змеи, падежа, порчи свадеб, болезней и пр. Оберегатель м. -ница ж. оберещик, -щица, охранитель, защитник, страж; знахарь, знахарка»[185].

Многое в суевериях, и вообще стремление наших русских (имеются в виду, в основном, каноническая территория Московского Патриархатата) людей «сочинять» таковые, заключено в элементарной, в чем-то даже повышенной, склонности к мифотворчеству. К мифу в его классическом значении. А значение мифа для людей заключается в том, чтобы дать наиболее адекватное, приспособленное к жизни, объяснение непонятным, таинственным явлениям и вещам. Вот и некоторые православные прихожане, плохо осведомленные с Церковной жизнью и дают такие мифические объяснения многим церковным священнодействиям и обрядам.

А вот отношение наших прихожан к Святым. Здесь видим явное влияние язычества с его отдельным, узко специфическим подходом к каждому божеству. У древних римлян, например, был отдельный бог, отвечающий за верхнюю дверную петлю, и бог, который отвечал за нижнюю петлю. То же перешло и в приходское сознание. В так называемых пространных молитвословах печатаются, подавая повод и без того ищущим повода прихожанам, молитвы отдельным святым по особым нуждам. К примеру, болит голова, нужно обращаться с молитвой именно к Иоанну Предтече, (причем, так и печатают: «молитвы от головной боли», «молитвы от зубной боли» и так далее), болезнь посерьезнее – к великомученику Пантелеимону[186]. Если проблема с пьянством - непременно к иконе Богородицы «Неупиваемая чаша», забывая, что не икона спасает от порока, а Христос по молитвам Своей Матери, да личный подвиг человека. Но ведь нет, людям главное молебен перед нужной иконой совершить, и должно помочь, а если не помогло, то и к народным целителям можно попробовать, а вдруг… Так и стоят, пережидают бедные прихожане, когда же кончится эта Литургия, чтобы молебен батюшка отслужил, сами того не понимая, что отказываются от самого главного, на чем основано христианство – Евхаристии. Молебен же актуален только как дополнительное моление где-нибудь после вечерни или просто в будний день. Но что может дополнить Литургию, когда Сам «Царь царствующих и Господь господствующих» проливает за нас Свою кровь, какой молебен заменить эту жертву?! Поэтому так понятен укор архимандрита Киприана (Керна), который об этом же говорит: «Поэтому таким отрицанием этой евхаристичности, т.е. самого смысла Литургии является просьба человека, присутствовавшего на Литургии и слышавшего эти слова, отслужить ему благодарственный молебен, потому что он ему понятнее, ближе и говорит ему больше, чем самая возвышенная благодарственная служба - Евхаристия. Так невыразимо грустно слышать эти просьбы ο благодарственном молебне после Литургии, т.е., иными словами, вместо Литургии, которая, следовательно, ничего не говорит душе желающего поблагодарить Бога человека. Кстати сказать, вообще, служение каких-либо треб после Литургии так противоречит духу нашего богослужения! После заупокойной Литургии, на которой совершилось поминовение усопших, и на проскомидии и на ектении, после отслуженного накануне парастаса просьба ο совершенно частной, моей собственной, моей личной панихиды, т.е. исковерканной заупокойной утрени, сведенной на 10-минутную требу, звучит опять-таки таким непониманием сущности евхаристического Жертвоприношения за упокоение душ усопших. Еще, может быть, большим литургическим противоречием является вообще служение молебна после Литургии, молебна сегодняшнему святому. Это есть отрицание всего прекрасного архитектонического плана нашего богослужения»[187]. Люди, проходя мимо храма своего прихода, едут за сотни, а то и тысячи километров, дабы посмотреть чудо мироточения, кровоточения иконы, нетленные мощи святых, не видя чуда, которое совершается за каждой Литургией[188] – Неограниченный, ограничивает Себя Святыми Хлебом и Вином, Которые становятся Его Телом и Кровью.

Особое место занимает в сознании наших прихожан принцип традиции, как некоего культурного, духовного наследия переданного нашими предками. Как указывает Бежев: «Традиция (от лат. traditio - передача), элементы социального и культурного наследия, передающиеся от поколения к поколению и сохраняющиеся в определенных обществах и социальных группах в течение длительного времени. В качестве традиции выступают определенные общественные установления, нормы поведения, ценности, идеи, обычаи, обряды и т. д. Те или иные традиции действуют в любом обществе и во всех областях общественной жизни»[189]. А вот еще одно определение традиции С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой: «Традиция, -и, ж. 1. То, что перешло от одного поколения к другому, что унаследовано от предшествующих поколений (напр. идеи, взгляды, вкусы, образ действий, обычаи)… Обычай, установившийся порядок в поведении, в быту…[190]. По Брокгаузу и Ефрону «Традиция (лат. traditio - передача) - установление фактического господства над вещами со стороны их прежнего владельца в пользу нового, приобретающего их в собственность или владение…»[191], и хоть говорят они о традиции как о категории юридической, но и в нашем случае параллели можно почувствовать. Из этого видим, что традиция не имеет в себе некоего абсолютного значения, исполнение ее не догматично-обязательно, она лишь образ жизни, в котором привыкла жить определенная общность людей. Жить именно так привычно только этим людям и не значит, что думать по-другому - это грех. Этот момент представляется довольно отрадным, так как многим суеверным привычкам прихожане следуют именно по традиции: «Наши деды так делали, и мы будем так делать». То есть, в большинстве случаев в суевериях наших прихожан нет глубокой внутренней убежденности.

Но есть и другая сторона этого вопроса. Традиция может выражаться и как понятие положительное, например, традицией в широком смысле, можно назвать и Придание Церкви, тогда это будет Церковной Традицией. «Суть церковной жизни проста: Бог Сам приходит и дает Себя в дар. Традиция помогает расслышать стук в дверь и подготовить «вечерю» Однако одно из самых болезненных и распространенных искажений Традиции – это забвение в хлопотах по приготовлению вечери, о Том, Кто должен прийти и о том, что Он желает встретить человека и его сердце., свободно тянущееся к истине, а не фарисея, гордого тем, что он исполнил некую ритуальную функцию»[192]. По этому, если же считать человека неправославным (видим это на западной Беларуси и Украине) только лишь потому, что по традиции (опять же, пришедшей к нам из язычества), он не рассыпал в доме зеленый аир на праздник Пятидесятницы, то такое отношение к ней прихожан губительно и с этим пастырь должен бороться.

Жизнь человека в Церкви выражается в участии его в Таинствах, так как именно чрез них он проникается спасающей благодатью Божьей. По словам Николая Кавасилы: «Таинства – вот путь, который начертал нам Господь, дверь, которую Он нам открыл… Вновь проходя по этому пути и через эту дверь, Он возвращается к людям»[193]. Для достижения человеком спасения, единения с Богом, к чему он и был призван, приобщения к искуплению, которое совершил Христос, человек должен войти в Церковь – мистическое Тело Христово. И уже здесь, при вхождении в Церковь, человек сталкивается с понятием Таинств, потому что дверью в Церковь является именно Таинство Крещения.

Раскрывая внутреннюю суть Таинств, митрополит Сурожский Антоний говорит: «Мы призваны так соединиться со Христом, чтобы стать реально частицами, членами Его Тела - так же реально... как веточка соединена с лозой, как часть дерева составляет одно с самим деревом... то есть быть едиными с Ним не только душевно, не только в каком-то переносном смысле, но всем существом, всей реальностью бытия нашего... Мы призваны также... быть храмом Святого Духа, местом Его вселения... Мы призваны так соединиться с Богом, чтобы все наше вещество было Им пронизано, чтобы не было ничего в нас - ни в духе, ни в душе, ни даже в плоти нашей - что не было бы охвачено этим присутствием... Мы призваны, в конечном итоге, гореть, как купина неопалимая, которая горела и не сгорала. Мы призваны... стать «причастниками Божественной природы» (2 Пет. 1. 4)... Мы призваны стать сынами, дочерьми, чадами Бога и Отца... Ничего из этого достичь своими силами человек не может. Мы не можем ни своими силами, ни своим желанием стать частицей этого Тела Христова, мы не можем своими силами соединиться с Духом Святым, мы не можем стать участниками Божественной природы... Способ, которым это может случиться - это таинства Церкви... Таинства являются действиями Божьими, совершаемыми в пределах Церкви, в которых Бог Свою благодать дает нам посредством... вещественного мира... В таинствах Церковь доводит до нас благодать, которую мы не способны стяжать иначе, даже великим порой подвигом, - доводит ее до нас как дар, через вещество этого мира: воды Крещения, хлеб и вино Евхаристии, миро Миропомазания... Церковь древности... говорила о трех, о пяти, о семи, о двадцати двух таинствах... Вещественный мир, хотя он порабощен греху, хотя, по апостолу Павлу, он стонет, ожидая явления сынов Божьих (Рим. 8:19-22), сам по себе он чист и безгрешен. И вот Бог берет этот мир, это вещество, его соединяет непостижимым образом с Собой, и оно нам приносит ту благодать, до которой мы не умеем подняться»[194].

По классическому определению, данному в «Исповедании православной веры», «Таинство – есть священнодействие, в котором под видимым знаком верующему сообщается невидимая благодать Божия»[195]. Церковь является продолжением Пятидесятницы, и поэтому таинством, в широком смысле, считается вся жизнь христианина в Церкви от купели Крещения и до погребения.

На данный момент в Православной Церкви под влиянием латинского схоластического богословия принято определять число Таинств как семь. Сформировалось учение о семи таинствах на Западе к XII веку и подтвердилось на Тридентском соборе, отсюда проникло к нам на Восток. В XIII веке уже цитируется в «Исповедании» Михаила Палеолога и провозглашается на Лионском соборе 1274 году. А в «Посланиях Восточных патриархов» (XIX век) к этому числу уже прибавляется решительное «ни больше, ни меньше». Хоть, например, «еще в XV веке митрополит Еффесский Иоасаф называет десять таинств, святой Дионисий же говорит о шести, а святой Иоанн Дамаскин упоминает только два»[196]. Некоторые святые к списку Таинств причисляют пострижение в монахи, освящение храма, погребение, освящение воды и так далее.

Таким образом, «обычай считать количество таинств не является древней традицией: он был заимствован из Католической Церкви... Все существующее в Церкви и принадлежащее ей - суть благодатно и таинственно. Наши молитвы, благословения, добрые дела, мысли, поступки - все участвует в «жизни бесконечной». А все греховное и мертвое освящается и оживает силою Бога Отца, во Христе и Святом Духе. Так, через Господа, все становится таинством, частицей Таинства Царства Божия, переживаемой уже сейчас, в этом мире»[197]. Хотя, протопресвитер Иоанн Мейендорф, касаясь проблемы числа Таинств, говорит, что такое быстрое принятие византийскими христианами учения о семи Таинствах, «стало результатом не только влияния латинского богословия, но и средневекового восхищения Византии символическими числами…»[198]. По словам диакона А. Кураева, «отцы знают одно таинство — “таинство нашего спасения”, таинство обожения. И это таинство совершает себя в ненумерованном числе действий христианина»[199].

Хорошее определение Таинству дал архимандрит Иустин (Попович): «Все в Церкви есть святое таинство. Всякое священнодействие есть святое таинство. И даже самое незначительное? - Да, каждое из них глубоко и спасительно, как и сама тайна Церкви, ибо и самое «незначительное» священнодействие в Богочеловеческом организме Церкви находится в органической, живой связи со всей тайной Церкви и самим Богочеловеком Господом Иисусом Христом»[200].

Немалое значение имеет в таинстве обрядовая, символическая сторона. О ней пишет отец Павел Флоренский: «Обряд помогает человеку вступить в общение с Богом и остаться в живых. В этом смысле обряд необходим как путь восхождения к святыне Таинства… посредством обряда возвращаемся от святыни в жизнь и без обряда не смогли бы снова участвовать в ней»[201].

В Таинстве все видимые действия совершает священник, но невидимо («μυστήριον» - «тайна», сокрытая вещь) в нем действует благодать Божья, и священник лишь служитель Таинства, но никак не совершитель его.

Рассмотрим некоторые из Таинств, в обряды которых прихожане вносят немалую толику языческих пережитков, предрассудков, суеверий.

Крещение и Миропомазание. «Мы привыкли говорить о них как о двух Таинставах, но реально Миропомазание совершается вместе с Крещением, одно не отделяется от другого, человек крещается и миропомазывается одновременно… в Православной Церкви Крещение и Миропомазание - это по сути одно Таинство»[202]. По словам святителя Симеона Солунского: «если кто не получил миропомазания, тот не совершенно крещен»[203]. В Таинстве Крещения человек ветхий умирает со Христом и уже новым человеком выходит из купели крещения. Он должен родиться второй раз, но уже не от плоти и крови, а «от воды и Духа» (Ин. 3. 5). Троекратное погружение (а не обливание, которым крестят католики, да и некоторые православные священники[204]) крещаемого имеет огромную символическую нагрузку. Крещаемый, трижды погружаясь в воды купели, в знак трехдневного пребывания во гробе Спасителя, умирает со Христом, нисходит с Ним во гроб (Купель) и воскресает с Господом уже для новой жизни. В Крещении в него бросается семечко веры Христовой, которое на протяжении жизни крещаемый должен будет взрастить.

В понимании прихожанами обрядов (буквально – то внешнее, что обряжает Таинство, придает сакраментальному содержанию видимую форму) этого Таинства, есть много суеверного. Во-первых, священник встречает решительный протест со стороны прихожан крестить несколько младенцев сразу. Есть мнения, что от этого, якобы, теряется сила благодати, подаваемая крещаемому, что говорит о неправильном понимании благодати. А как тогда объяснить крещение целыми семьями (например, крещение Лидии и ее домашних - Деян. 16. 15) и даже народами, - крещение Святым Владимиром Руси и так далее?

Во-вторых, это пристальное внимание за поведением самого крещаемого младенца: если тот плачет, то это плохо, так как родители оставили ему большую греховную наследственность, которую вымолить очень сложно. Заостряется внимание на самом незначительном: ровно ли горят свечи у восприемников (если нет - дурной знак), при отречении от сатаны восприемника учат, чтобы он дунул и плюнул обязательно через левое плечо, а не на запад, как предписывает Требник и так далее. А самое главное - это момент пострижения волос, не дай Бог воск, в который священник заворачивает волосы, утонет в купели, приговор однозначный – не жилец младенец на этом свете.

Особый подход и в выборе восприемников. Смотрят не на благочестие и воцерковленность, а на количество: в некоторых областях Украины и Беларуси (особенно развито это на Полесье) число восприемников равно шести. «Если же, иногда, к принятию крещаемого от купели приглашаются не двое, а большее число лиц, - пишет протоиерей Певцов В., в своих «Лекциях по церковному праву», - то обрядовые действия при Крещении должна исполнять только одна пара, назначенная родителями или родственниками крещаемого; только она одна признается в качестве восприемников и вписывается в церковные документы (Указ. Св. Синода 18 Июня 1834 г.), а прочие лица считаются не более, как свидетелями Крещения, присутствующими при нем ради большей торжественности»[205]. Древняя же практика говорит об одном[206] восприемнике, для девочки - женского пола, для мальчика – мужского.

Большое значение имеет ритуальное поедание каши после крещальной трапезы. Заранее сваренная в глиняном горшке каша в конце трапезы раздается каждому приглашенному (уйти раньше подачи за стол каши считается верхом неуважения к хозяину), после чего горшок разбивается на мелкие куски, затем эти куски считаются: чем больше осколков, тем счастливее будет жизнь у младенца, тем больше денег, материальных ценностей и так далее.

Появляются и особые «чины» крещения младенцев: «вряд ли нормальной можно признать ситуацию, когда некоторые священники сквозь пальцы смотрят на новейшие рецидивы языческого сознания у своих прихожан (например, такие «обычаи», как изобретенный некоей «схимонахиней» чин «крещения» нерожденных младенцев, который является попросту антицерковным, употреблением некоей «чисточетверговой» воды и так далее)»[207].

Уместным советом пастырю будет завести на приходе обычай предкрещальных бесед с восприемниками, родителями крещаемого, где будет объясняться смысл молитв, священнодействий, обрядов. Уместным будет и совет пастыря причаститься восприемникам. Есть практика объяснения священнодействий непосредственно при совершении, что актуально при отсутствии времени у священника.

Евхаристия. Есть поистине «Таинство таинств», ибо в контексте его, особенно в древности (к большому сожалению, сейчас эта практика практически забыта), получали свою актуализацию все Таинства и священнодействия в христианской общине.

В этом Таинстве хлеб и вино прелагаются (ни в коем случае не транссубстанциируются[208], как утверждают католические богословы, сущность хлеба и вина остается) Духом Святым в истинное Тело и в истинную Кровь Господа Иисуса Христа, а затем верующие приобщаются их для теснейшего соединения со Христом в жизнь вечную. Без этого единства невозможно достижение спасения («Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» - Ин. 6. 53), ни пребывания человека в сакраментальном Теле Церкви («Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем… ядущий хлеб сей жить будет вовек» - Ин. 6. 56, 58).

На Литургии Тайная вечеря не просто воспоминается, ибо этого не достаточно, а также и не повторяется, потому что это невозможно. За главным нашим богослужением, превосходя время и пространство, совершается именно та самая Вечеря, которую совершал Христос в Сионской горнице. Действие это носит не столько исторический, сколько онтологический характер. И мы на Литургии в окружении апостолов и всей невидимой Небесной Церкви реально, а отнюдь не символически, приобщаемся Христу.

Немало внесено прихожанами суеверий (и не только вина прихожан, зачастую сами пастыри дают повод к суевериям[209]) применительно и к этому Таинству. Самое распространенное - это запрет на частое причащение Святых Таин. Якобы, человек недостоин принимать Бога в себя, поэтому делать это часто будет кощунственным перед Богом. Твердящие подобное забывают, что Тело и Кровь Спасителя есть лекарство против болезни греха, Они попаляют сами начатки греха в человеке, помогают двигаться далее по лестнице жизни вверх ко Христу. Это и есть та рука Божия, которая поднимает нас, когда мы падаем на земном пути. Вот почему нам надо стремиться максимально часто участвовать в Трапезе Господней, как это делали первые христиане, на что указывали наши Святые: праведный Иоанн Кронштадтский, Святитель Феофан Затворник. Архимандрит Киприан (Керн) говорит, что мы должны «Участвовать в сегодняшней Тайной Вечере. Причащаться не раз в год или еще реже, a как можно чаще, много раз в году, если можно, постоянно, чтобы быть в постоянной, неразрывной связи с мистическим Телом Христовым, с Церковью, чтобы воцерковиться и не выходить, не выпадать из этой тесной связи с нею. Причащаться с полным сознанием и дерзновенным желанием именно этого обожения нашего естества. Причащаться, чтобы стать единою Плотию с Христом, как учили святые отцы древности, чтобы, по учению апостола Павла, быть усыновленными Богу, стать сынами Божиими в единении с Сыном Его, обоженную Плоть Коего мы вкушаем в евхаристическом причащении»[210].

Следующим суеверием является запрет на Причащение в праздники, перед которыми следовали посты – Пасха, Рождество, Успение Пресвятой Богородицы, Святых апостолов Петра и Павла. Якобы потому, что после Причащения последует разговление, то есть будет вкушаться мясо, которое «осквернит» человека. Суеверие это не ново, и оно решительно осуждается Церковными правилами. 51-е Апостольское правило гласит: «Если кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или вообще из священного чина, удаляется от брака, мяса или вина, не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что все добро зело, и что Бог, созидая человека, мужа и жену сотворил вместе и таким образом клевещет на создание: или да исправится, или да будет извержен от священного чина, и отвержен от Церкви. Так же и мирянин»[211]. И вообще, как можно не Причаститься на Пасху, когда звучит такой призыв Святителя Иоанна Златоуста: «Постившиеся и непостившиеся - возвеселитесь сегодня! Трапеза полна пищи! Наслаждайтесь все! Телец огромный: пусть никто не уйдет голодным!» (?!)[212].

Покаяние. Очень хорошо показывает глубину смысла этого Таинства его греческий перевод. Греческое слово «μετάνοια» - это «перемена ума», «перемена образа мысли». Также является величайшим Таинством, ведь в нем верующий человек может начать все сначала, причем на основе прошлого опыта, который может послужить уроком в борьбе с конкретным грехом. Покаяние – это не только раскаяние в содеянном, раскаялся ведь и Иуда, но что-то предельно большее. По словам епископа Илариона (Алфеева), «…это обращение нашего ума к Богу… Во время исповеди нужно найти в себе силы встать лицом к лицу с Богом, поставить себя перед правдой Божьей, перед судом любви Бога милосердного». В исповеди человек просматривает свою совесть (именно совесть, как жизнь - внутренний мир, в совокупности с внешним) через призму Евангелия. Человек как бы говорит себе: «Вот я, как есть, а вот Христос и Его нагорная проповедь». Главное здесь искренность. В одной из своих проповедей о «покаянии» Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Ты согрешил? Войди в Церковь и покайся в своем грехе… Ты уже старый, а все еще грешишь? Входи [в Церковь], кайся; ведь тут Врач, не судья; тут не допрашивают, тут отпускают грехи»[213].

Основное заблуждение, которым страдают пастыри, это то, что они сами принимают грехи с исповедующегося, смотря на него сверху вниз. А миряне - что они принесли грех священнику. И те, и другие должны помнить обращение священника к кающемуся, находящееся в требнике: «Аз же точию свидетель есмь» (то есть: «Я же только лишь свидетелем являюсь»).

Момент, когда традиции предают роль абсолютной истины, присущий у наших прихожан, и даже священников, есть касательно и этого Таинства. Ходит мнение, что исповедь есть «пропуск» к Таинству Причастия. Причаститься можно лишь после исповеди, иначе можно накликать на себя большой грех. Но эти два Таинства никак литургически не связаны между собой. Это лишь благочестивая традиция Русской Церкви. Сам чин Исповеди не очищает нас автоматически, не делает совершенно достойными принять в себя Самого Бога, это невозможно. Пишет и занимавшийся этим вопросом отец Андрей Кураев о том, что Таинство Покаяния, «…как это характерно для язычества… сводится к некоей магической «технологии»: «Царица Небесная учила меня: «когда идешь на исповедь, покупай свечку. Общая исповедь будет. Когда идешь на разрешение грехов к батюшке, то свечу положи. На этой свече сгорают грехи…»[214]. В Таинстве исповеди мы ложим лишь начало покаяния. Об этом должны помнить и пастырь, и пасомый.

Брак. Это таинство установлено Богом еще в Раю сразу же после создания мужчины и женщины: «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть» (Быт. 2. 24). Господь подтвердил это установление и в Новом Завете словами: «И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19. 5-6). Далее говорит об этой тайне апостол Павел: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф. 5. 31-32). Протоиерей Иоанн Мейендорф показывает тесную связь брака с христологией: «Называя брак «таинством», святой Павел утверждает, что брак сохраняется и в Царстве вечности. Муж становится единым существом, единой «плотью» со своей женой, подобно тому, как Сын Божий перестал быть только Богом, стал также и человеком, чтобы Его народ мог стать Его Телом… Поэтому подлинно христианский брак должен быть единством не только в добродетели абстрактного этического закона или заповеди, а как Тайна Царства Божия, вводящая человека в вечную радость и вечную любовь».[215] Тертуллиан, акцентируя внимание на связи брака с Евхаристией, говорит, что брак «скрепленный Церковью, подтвержденный жертвоприношением (Евхаристией – А.И.), запечатляется благословением и вписывается на небесах Ангелами»[216]. «Церковный брак воспринимается как Таинство, причем Таинством является не столько венчание, сколько сам брак как союз мужчины и женщины… Брак как Таинство – это когда два человека соединены друг с другом настолько полно, глубоко и нераздельно, что не мыслят себе жизни друг без друга…»[217].

Поводом ко вступлению в брак должна служить только любовь. Конечно же, любовь эта лишь в зародыше, она как уголек, но ничто другое не должно быть мотивом при вступлении в брак, иначе это будет дом на песке. «Лишь любовь творит из двух существ одно… Брак есть таинство любви»[218], - говорит Святой Златоуст. Этот дар любви брачующимся дается Богом как бы с расчетом на перспективу. Отсюда основная цель брака: в умножении этой любви и взаимном совершенствовании, сохранении целомудрия (как целостности ума, а не телесного воздержания, прежде всего - это категория внутренней чистоты), а не рождение и воспитание детей, как суеверно считается большинством прихожан.

«Свадьба - уход девушки из-под покровительства родного дома, своих дедов-предков в чужую семью жениха[219], всегда была обставлена бесчисленным количеством обрядов, заклинаний, особых деталей одежды»[220] - это объясняет наличие множества суеверий в сознании прихожан, которые связаны с Таинством брака.

Как и всегда, подходя к изложению суеверий, укажем основной недостаток – это игнорирование главного в пользу второстепенного. Еще Христос обличал это в фарисействе: «Горе вам, книжники и фарисеи… Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!.. лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды…» (Мф. 23. 23-25).

Перед выходом из дома молодым вручают в карманы так называемые «парочки» (по два ритуальных печенья, они испечены с теста коровая), наличие которых обеспечивает долгую жизнь в паре[221]. Главное, и для молодых, и их родственников - кто первым станет на порог храма, тот и будет реальным главой в будущей семье. Если потухнет свечка, упадет кольцо, споткнется кто-либо из брачующихся, любое, даже просто случайное отклонение от обычного хода в чине венчания трактуется решительно негативно: или кто-то умрет, или жизнь в браке будет невыносимая. Такой настрой, когда венчающиеся в паническом страхе стоят всю службу, боясь сделать что-нибудь не так, даже чисто психологически, эмоционально несет в себе некий негатив, который и ищут в последствии, им же и объясняют будущие семейные нестроения.

Особое отношение прихожан к рушнику[222] (обычно с вышивками типа «На счастье, на долю», с народным, иногда откровенно языческим, орнаментом, который имеет огромную мистическую нагрузку), он стелется под ноги новобрачным перед аналоем. Под него ложатся (обычно это делает крестная мать одного из новобрачных) деньги, символизирующие земные блага, и этот рушник при обведении брачующихся вокруг аналоя невеста должна трижды тянуть ногой и отпускать, дабы «тянулось» за молодыми богатство. Рушники, как древние языческие обереги[223] играют одну из главных ролей: ими знающие дело прихожанки и священника, перед обведением вокруг аналоя, норовят обвязать, и руки молодым не просто епитрахилью накрыть, а связать тем же рушником нужно[224], да посильнее: от этого зависит сила и продолжительность брака и так далее.

Обязателен идущий из язычества обычай бить посуду на свадьбе, далее через осколки надо переступить, это, якобы защищает от ссор. Мельников В. говорит, что эта «…традиция уходит корнями в те времена, когда невеста разбивала горшок. Если он разбивался - значит, невеста целомудренна, если же нет - значит, не уберегла себя. Есть еще одно объяснение: разбить посуду - значит: расстаться с холостой жизнью»[225].

В последнее время в среде священников-младостарцев появилось новое понятие - так называемый «блудный брак»: брак, когда люди живут в только гражданском браке. Этот факт настораживает высшее священноначалие.[226] И несмотря на прещения Архиерейских соборов эти горе-пастыри продолжают не допускать ко Причастию людей живущих таким браком, накладывая на них епитимии как на прелюбодеев.

Есть суеверное мнение, что брак намного ниже монашества, а сейчас -«последние времена», и вообще, жениться нельзя, ибо спасение возможно только в монастыре. Сравнивая брак с монашеством, Святитель Иоанн Златоуст объединяет их общей целью: «Когда Христос повелевает следовать узким путем, он обращается не к монахам, а ко всем людям… Из этого следует, что монах и мирянин должны достигнуть тех же высот…: Будьте целомудренны в браке, - и будете первыми в Царстве небесном. И будете наслаждаться всеми благами».[227] Запреты на такого рода мнения находим и в Книге правил. Гангрский собор 1-м своим правилом постановляет: «Если кто порицает брак, и гнушается верною и благочестивою женой, с совокупляющеюся своим мужем или её порицает, как немогущую войти в Царствие, тот да будет под клятвой», о том же и 14-е правило: «Если какая-нибудь жена оставит мужа и отойти восхочет, гнушаясь браком, да будет под клятвой», а также и 4-е правило того же собора: «Если кто-либо о женатом пресвитере рассуждает, что он не достоин причащаться Приношения, когда таковой совершил Литургию - да будет под клятвой» и так далее.

В конце свадебного обеда большое ритуальное значение имеет снятие фаты невесты. После снятия ее, мать молодого мужа обносит фату трижды вокруг молодой пары, тем самым, обеспечивая им долгую жизнь вместе.

Все эти пустые языческие обычаи священник должен решительно искоренять. Опять же, назначив беседы за несколько дней до совершения Таинства. Эта практика оправдывает себя, ведь даже после двух или трех таких бесед молодая пара имеет уже хотя бы основные понятия о Таинстве брака. Несколько таких бесед оставляют на приходе хорошую традицию - посещение готовящихся к браку молодых людей священника заблаговременно[228].

В Таинство Елеосвящения, в котором соборно (Требник предполагает наличие семи священников) Церковь молится о больном и если человек искренне молится имея глубокую веру, то «молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему» (Иак. 5. 15). Но опять же не нужно подходить к этому Таинству магически, нужна огромная духовная работа над собой. К этому Таинству, а не к целителям, должен прибегать прихожанин православной Церкви. И не нужно бояться, что это якобы «предсмертное Таинство», нужно верить Священному Писанию, которое говорит об исцелении. По совету священника Думитрашкова К.: «Приходские пастыри должны осуждать и запрещать ворожбу чем бы то ни было… Надобно внушать прихожанам, что в ворожбе не польза, а зло, вред и великий вред перед Господом Богом… Надобно внушать, чтобы православные христиане, в случаях болезни, прибегали, прежде всего, и более всего, с молитвою ко Господу Богу… к духовным лекарствам, как например, к пречистым, животворящим Тайнам Христовым, к таинству елеосвящения. Затем, кто имеет возможность, пусть обращается к законным, и правительством, и Богом поставленным лекарям…»[229].

Таинство смерти. «Смерть – великое таинство. Она – рождение человека из земной временной жизни в вечность. При совершении смертного таинства мы слагаем с себя нашу грубую оболочку – тело и душевным существом, тонким и эфирным, переходим в другой мир, в обитель существ, однородных душе»[230].

Смерть для православного человека – это, если можно так выразиться, «печальная радость». С одной стороны, умирает наш ближний, к которому мы привязались, которого любили, даже Сам Спаситель, по-человечески привязавшийся к Лазарю, плакал, когда увидел Своего друга во гробе (Ин. 11. 35). Но ведь мы знаем и о том, что наш Спаситель воскрес, а значит и мы причастны к этому, и вместе с Апостолом мы можем воскликнуть: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (1 Кор.15. 55). И где-то в глубине души мы ждем этой смерти, которая соединит нас с нашим Богом, ибо как говорит апостол Павел: «Для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение... имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше» (Еф. 1. 21, 23), и уже не будет духовной брани и скорби, а лишь покой в Духе Святом. Что нельзя сказать о многих наших прихожанах, у которых остался тот языческий страх безысходности смерти: они как будто забыли, что Воскресение Христово - это и наше воскресение. Что надежда есть, ибо имя нашему Богу – Любовь (1 Иоан. 4. 8).

О посмертном состоянии души определенно мы не знаем ничего. К примеру, занимавшийся этим вопросом иеромонах Серафим (Роуз) так говорит о столь популярных в народной среде повествованиях о мытарствах: «Принадлежа, скорее к традиции православного благочестия учение о мытарствах в православных источниках никогда не определялось как догма, что, однако, не означает, что оно есть нечто неважное или относящееся к личному мнению. Его знали в Церкви везде и во все времена, где бы ни передавалось православное аскетическое предание»[231].

О мытарствах известно Церкви с древности: о них говорится в житиях таких святых, как преподобный Макарий Великий, святой Нифонт, епископ Кипрский (IV в.), святой Марк Фраческий († ок. 400), преподобный Симеон, Христа ради юродивый († ок. 590), преподобный Феодосий Печерский (†1074) и других. Хоть большой известности и набрало повествование о мытарствах, изложенное в житии блаженной Феодоры, «однако самым авторитетным и древним без сомнения считается житие преподобного Антония Великого († 356), написанное святым Афанасием Александрийским († 373)»[232].

Нужно упомянуть, что наше учение о мытарствах не имеет догматического утверждения. Это лишь личный опыт встречи души со смертью, и попытка описать земными категориями понятия духовные, поэтому не стоит слишком буквально воспринимать это повествование блаженной Феодоры.

В дохристианский период восточнославянские народы особо почитали предков (как указывал Гальковский Н.М., этот культ и был основой верований славян), вот почему именно с танатологией связано столько предрассудков и суеверий в сознании прихожан. «Остатки этого культа с достаточною силою сохранились до наших дней. И теперь крестьяне убеждены, что на заговенье, особенно же масленичное, пред Великим постом, необходимо оставить для предков-покойников кушанье. А потому на заговенье после ужина со стола ничего не убирают, чашек и ложек не моют, даже горшки с оставшейся пищей ставят на стол. Все недоеденное оставляется «родителям», которые под покровом ночной темноты выходят из-за печки и едят»[233]. Вот где находим объяснение практике современных христиан оставлять еду (часть освященных куличей, яйца, соль, мясо и так далее) на могилах во время Светлой седмицы, Радоницы.

Очень много языческих остатков вносят прихожане и в сам чин отпевания. Например, есть поверья, что нужно завешивать зеркала, так как в них можно увидеть душу умершего и испугаться. Это можно объяснить состоянием печали, скорби об усопшем родных, и чтобы даже зеркало не рассеивало внимание при молитве. А вот как объясняет это практикующий неоязычник Мельников В.: «зеркало - один из самых сакральных предметов, граница между реальным и потусторонним мирами. Считается, что все, кто отражался в зеркале, продолжают там жить. Если не закрыть зеркало, то душа покойного может заблудиться в нем (поскольку не телесна и не отражается) и потом все время будет возвращаться в дом. А умерший из-за этого может стать вампиром. В бытовом плане - достаточно и одного гроба, зачем еще и размножать его зеркалами?»[234]. Далее, огромное значение придается, опять же, мелочам и правильному выполнению обрядовой, внешней стороны чина отпевания. При вынесении тела из дома, важнейшим моментом является троекратное качание гроба в дверных проходах, так покойник прощается с домом. Этим, якобы, запечатывают дом от посещений души умершего, которая может приходить и пугать живущих. Обязательно надо перевернуть стульчики, на которых лежал гроб, иначе - жди еще одного покойника. Перед опусканием гроба в могилу нужно бросить в яму деньги: они, по языческим воззрениям славян, нужны будут умершему для платы перевозчику, который будет перевозить через реку (по другим сказаниям через огненное озеро) душу из мира «явь» в потусторонний мир «навь». Мельников В. так объясняет данную практику: «это делается по старинному поверью: покойному на том свете надо себе место выкупить, иначе будет бродить неприкаянным. Иногда с тою же целью кладут деньги и в гроб»[235]. Также когда покойник в доме на подоконнике должна стоять вода «считается, что душа покойного вылетает через окно, и ей тоже, прежде чем отправиться на тот свет, надо обмыться»[236]. Воду эту называют «на обмывку души». Перед поминальным обедом обязательно должно совершиться ритуальное омовение рук, по языческим воззрениям, очищающее от нечистоты прикосновения к покойнику.

Ничего не изменилось и с дореволюционных времен. Вот как характеризует проводы покойника прихожан Черниговской и Полтавской губерний автор одной из статей «Руководства для сельских пастырей»: «У них первая и важная забота о том, чтобы выполнить в точности требования обычая, а именно: «собрать людців», то есть известных в этом деле баб и стариков, - помимо родных и рабочих, - которые сидели бы над умершим, или, как сами они говорят: «над кануном» (…канун имеет, при этом, священную важность), курили ладаном, возжигали свечу, налили и поставили в стакане воду для души умершей… Похоронив, … все бывшие при этом собираются в дом умершего на «горячий обід», где часто напиваются до пьяна …, а некоторые остаются на ночь сидеть над новым кануном, причем также чествуются водкой. Утром на второй или третий день (смотря по времени похорон) собираются и несут «снідать» на могилу умершего, то есть там пьют и закусывают[237], а потом опять идут на обед в лом умершего и в заключение, сделав складчину, ведут «душу в рай», то есть идут гурьбою в шинок…»[238].

Иногда, чтобы навести порчу на человека[239], прихожане заламывают свечки на подсвечнике, подают записки о его упокоении. Митрополит Питирим так говорит об этом: «Но бывает, кто-нибудь просит: «Ой, батюшка, забыл живого!» Ну, что делать? Сказать: «Подождите, сейчас перейду на другое поле?» И поминаю с усопшими. Но о чем я прошу? Чтобы душа была в блаженном состоянии, чтоб не было тех бед, которые бывают у человека при жизни и после смерти остаются. В этом ничего страшного нет. А если преднамеренно подают записку за живого как за усопшего, считая, что так можно приворожить — это страшный грех. Вносить в церковь пороки жизни — это хула на Духа Святого»[240].

Существует на многих приходах практика так называемого «печатания»[241] гроба (тела), к которой относились всегда с особой внимательностью и видели в этом особого значения важность. Как объясняет С.В. Булгаков, «печатание умерших возникло на почве положенного в чине погребения обряда крестообразного метания священником земли на опущенный в могилу гроб»[242]. Этим обрядом «священник нарушает то узаконение нашей Церкви, по которому Богослужения нашей Церкви, совершается без произвольных изменений и нововведений (Уст. Дух. Конс. 35 ст.)»[243]. К этому явлению прихожане относились с особой важностью, ведь «по воззрению простого народа, обряд этот и есть самый важный во всем чине погребения. Только под условием его совершения усопший по-настоящему, если можно так выразиться, предан земле и будет лежать в могиле; если же обряд этот не совершен – «покойник не запечатан», он не будет лежать во гробе: «будет ходить», нарушая ночной покой всего села, преимущественно же покой своей семьи»[244].

Говоря о времени появления этой традиция в южнорусских землях, священник Пригорский А. указывает, что данный обычай «в 1812 году считался уже закоренелым в Полтавской губернии, так что духовное начальство не в силах было противодействовать и не имело возможности искоренить этот обычай, по несочуствию в этом деле гражданской полиции…»[245].

Так что единственное, на что нужно обращать внимание православным христианам при погребении своих близких – это внимательная, глубокая молитва любящего сердца, и, как проявление любви, – милостыня за него.

Хотелось бы обратиться и к пастырям, и к прихожанам словами священника Виктора Пантина: «Наша сегодняшняя церковная жизнь имеет такой недостаток. Люди идут в храм, внешним образом изменяют свою жизнь, но не начинают очень трудную работу над своей душой, не изменяют сое сердце. Мы забываем, что внешнее воцерковление жизни человека… становится фарисейством, если вместе с приобретением облика человека «праведного»…мы внутренне остаемся такими же жестокими…ведем себя как пресловутые старушки, которые в свое время многих жаждущих бога изгнали из храма: когда юноша или девушка не так одеты, как они считают нужным, не так свечку ставят»[246].

Ведь в Таинстве живой человек переживает встречу с живым Богом, зачем же все сводить к фарисейскому исполнению обряда?.. По этому, и священнику, и прихожанам нужно постараться максимально подготовить, только что пришедшего человека к порогу Церкви к этой встрече, объясняя суть Таинства, а не форму его обряда. А ведь действительно, по словам священника Сергия Щукина, «так легко навстречу мятущейся и кричащей от боли душе человека, живой и подвижной, выдвинуть стену закона, камень обряда и высоту отвлеченной истины, и отойти, и даже не смотреть, как будет биться душа о холодные, твердые камни. Обряд и закон удобнее, чем человек, они бесстрастны и безжизненны. Тогда нет нужды жалеть человека, уходящего от церкви, тогда незачем считать себя ответственным за этот уход, тогда можно веровать в Бога и искренне считать себя христианином, не исполняя учения Господа. И мы преклонились перед обрядом и законом; около них движется наша мысль, наша борьба. Мы чутки к обидам, которые им наносятся. К обидам же, наносимым человеку, слепы и глухи»[247]. Нельзя зацикливаться на чем-то внешнем, хоть оно и является привычным для нас. Ведь Церковь – это Дух божий, живущий в нас, а «Дух дышит, где хочет» (Иоан. 3. 8), не надо его ограничивать внешними рамками, выдавая это за учение Церкви, а жить Преданием, изучая Его. И тогда многие вопросы отпадут сами собой.

ГЛАВА V

МЕТОДЫ БОРЬБЫ ПАСТЫРЯ С СУЕВЕРИЯМИ

И ПЕРЕЖИТКАМИ ЯЗЫЧЕСТВА В СОЗНАНИИ ПРИХОЖАН

Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; 4 и от истины отвратят слух и обратятся к басням.

2 Тим. 4. 3

Познание природы, философские искания, - не самоцель, они освобождают людей от суеверия, страха перед смертью, религиозных предрассудков.

Эпикур

С первых лет существования Церкви, после сошествия Духа Утешителя на апостолов в день Пятидесятницы, в Ее жизнь вкрадываются всякого рода заблуждения, ереси, расколы. С первых веков и до сего дня Церковь сталкивается с язычеством, только тогда оно было явным, сейчас завуалировано. Церковь же находила в себе силы, чтобы бороться с этим, ибо Глава Ее наш Бог – Иисус Христос. А «Церковь строится от верха, от Главы, а не снизу, от почвы. Апостолы не просто избраны Христом, но еще изменены, преображены Им, очищены, омыты (Ин. 13,10) от народных предрассудков. Им дан Дух, который «не от мира». Им дано учение, которое было странным и для эллинов, и для иудеев»[248]. И они боролись этим Духом, Который и передали последующим христианам, в том числе и для той же борьбы с этими же народными предрассудками, язычеством[249].

Когда в 988 году Святой князь Владимир Великий крестил Русь, язычество не сразу исчезло, ведь «…мало было только крестить людей, их нужно было воцерковить: изъяснить основы вероучения, смысл таинств, научить молиться хоть бы в самой элементарной форме и объяснить, как должен жить христианин… Народ был крещен, но не везде на местах после крещения произошло его полное воцерковление. Этот процесс растянулся кое-где на столетия»[250]. Это подтверждает и тот факт, на который указывает профессор Карташев А.: «Молитва в христианском храме не успокаивала пугливой мыли русского новокрещенца, и он спешил помолиться в овин, в хлебное поле, в рощу и к воде, чтобы не обидеть исконных покровителей его обыденной жизни»[251]. Об этом же говорит и Гальковский Н.: «Естественно думать, что новые поколения, не порывая совершенно со старыми верованиями, ничего уже не имели против новой веры и охотно её принимали. Тут-то и получается двоеверие, приводившее в негодование наших христолюбцев и ревнителей правой веры. Именуясь христианами, русские люди в значительной мере оставались при своих старых взглядах и верованиях. Язычество продолжало жить, как уклад жизни. Этот полуязыческий строй жизни, это двоеверное миросозерцание особенно были крепки и живучи по украинам, в селах и деревнях, удалённых от городов. Таким пристрастием к старине особенно отличались женщины, которых наши древние проповедники усердно обличали в идоломолении и волшебстве»[252]. Но двоеверие это было искренним убеждением наших людей: «Народная масса считала себя истинно христианской, что не мешало ей справлять старые праздники и чтить своих старых домашних богов. Но делалось это не вследствие предпочтения язычества христианству, а просто по незнанию нового закона. Иерархия обличала народное двоеверие, но сам народ, двоеверно живший, считал себя истинно верующим, не замечая и не зная, что в его жизни много языческого. Таким образом, язычество оказывало христианству пассивное сопротивление. Сила язычества заключались в невежестве народной массы»[253].

Вот почему «поучения против язычества и суеверий занимает весьма заметное место в древнерусской духовной литературе, … Вероятно, к числу древнейших сочинений этого рода… относится «Слово Святого Григория, обретено в толцех… Другой такой древний памятник – «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере», осуждающее языческие верования…»[254].

Описывая жизнь Церкви при князе Ярославе Мудром Петрушко В. указывает, что «Церковь повела решительную борьбу с языческим образом жизни… В первую очередь, Церковь стремилась воспитать христианское отношение к семье»[255]. Ведь наряду с великими святыми на Руси «огромная масса народа оставалась полуязыческой… В простонародье еще бытовали обряды т. н. «купальской ночи», «русалии» и иные безнравственные обычаи…»[256]. Прещения против язычников с особой силой предпринимали церковные иерархи того времени. Например, митрополит Кирилл II (1242-1281) поднимал эти вопросы на соборах. В частности, на соборе во Владимире решительно осуждаются, среди прочего, языческие «турниры», кулачные бои на праздники, празднество «русалии», которое «совершалось в Пасхальную ночь или в ночь на Рождество Иоанна Предтечи. Участвовала в «русалиях» молодежь. Это были крайне разнузданные оргии, сопровождавшиеся ритуальными языческими плясками и массовыми блудодеяниями»[257].

И опять же указывается тот факт, что многим обычаям прихожане следуют «не по убеждению в его необходимости, а только по бессознательному подражанию своим отцам и дедам»[258]. Это можно наблюдать и в наши времена. Если еще каких-нибудь два поколения назад люди могли объяснить хоть некоторые свои суеверные действия (для чего они это делают), то сейчас основная масса только следуют суеверным традициям, совершенно не понимая ни их значения, ни смысла – «просто так надо».

А такое двоеверное понимание христианства уже серьезная духовная болезнь (Христос указывает однозначно: «Не можете служить Богу и маммоне» - Лук. 16. 13), с которой нужно решительно бороться.

Но прежде чем бороться с такого рода проявлениями язычества, священник должен сам понимать, в чем тут дело, должен глубоко осознавать основы православной веры. А то, как указывает ряд авторов, занимающихся этим вопросом, зачастую, сами священники не чужды такого магизма и язычества: «К сожалению, несвободны от суеверий и предрассудков некоторые представители духовенства. Так, известно, что в некоторых селах существует обычай: когда наступает время какой-нибудь односельчанке рожать – священник спешит в храм отверзать Царские Врата, кощунственно ассоциируя их с женским лоном, чтобы обеспечить удачные роды»[259]. Многие священники боятся разного рода волхвований, чародейства, «порчи», основываясь на том, что дьявол имеет огромную силу. Но оправдан ли этот страх? Апостол Павел говорит на этот счет ясно: «Идол в мире ничто…» (1Кор. 8. 4), и «Если Бог за нас, кто против нас?» (Рим. 8. 31). Таким образом, если верующий человек с опаской смотрит на колдунов и чародеев, старается всячески избегать их, то он ставит под сомнения слова Святого Апостола, слова Священного Писания. В этом проявляется его маловерие, и даже неверие, на место чего приходит вера суетная.

Преподобный Иоанн Дамаскин о силе бесовской говорит: «Диаволы не имеют ни власти, ни силы против кого-нибудь, разве когда сие попущено по смотрению Божию, как случилось с праведным Иовом и как написано в Евангелии о свиньях гадаринских. Но при Божием попущении они сильны, принимают и переменяют, как хотят, мечтательный образ»[260].

Основное каноническое определение (в строгом понимании этого понятия) нашей церкви – Символ веры говорит: «Верую, во единого Бога Отца Вседержителя…». И эта вера в Бога как Вседержителя, Который держит в Своей власти все, то есть и сатану с его служителями. И эта многовековая глубокая вера не дает нам права впасть в малодушный страх перед какой-то «порчей», «сглазом» и иными наветами бесовскими. А именно так, как страх, определяет суеверие, к примеру, русский философ Н.Бердяев, он пишет: «Суеверия являются тенью верований, и они всегда означают страхи. Человек суеверный есть человек страшащийся, трепещущий. Религия создает различие между «сакральным» и «профанным» и вызывает страх перед «сакральным»…Религия закона вызывает страх перед законом, трепет и дрожь перед нарушением закона, окутывающего жизнь. Только Евангелие освобождает от страха, ибо освобождение от страха есть действие благодати Христовой»[261]. Наш страх перед Богом, страх сыновний, это страх не оправдать столь высокое доверие Отца, Который определил нам стать «причастниками Божеского естества» (2 Пет. 1. 4).

Профессор Осипов А.И. прямо говорит: «Идет процесс… бессознательной подмены христианства язычеством, подмены христианской духовности языческой. Это происходит, к сожалению, очень легко и вот почему. Главная причина - отсутствие надлежащего теоретического и опытного знания христианства у значительной части духовенства. Недавнее бурное открытие приходов привело к тому, что было рукоположено (отчасти это и сейчас продолжается) много священников без духовного опыта, без какого-либо богословского образования. А некоторые из них не имеют даже надлежащего светского образования и культурного развития… Отсюда-то и возрождается и развивается язычество в православии. И причина этого, как видите, не во врагах Церкви, а в нас самих»[262].

Описывая начальный период распространения Православной Церкви на Руси, одной из причин двоеверия исследователь Петрушко В.И., видит в сильной нехватке священнослужителей, «…при отдаленности храмов на десятки и сотни верст. Люди уже были крещены и в тоже время продолжали верить в леших и домовых, обращались к ним в заговорах, отмечали многие языческие обычаи и праздники»[263]. Период, переживаемый после семидесятилетнего засилья богоборческой власти Советского Союза, когда иерархия уничтожалась физически, поставил Церковь в похожие рамки, после падения СССР. Нехватка священнослужителей была настолько ощутима, что приходилось рукополагать людей, которые хоть немножко были знакомы с церковной традицией. На данном этапе Церковь уже не ощущает такой нехватки священников, но появилась другая проблема – богословская необразованность большинства пастырей нашей Церкви. А ведь «суеверия - еще и суезнание, плод неполного знания, знание дешевой ценой, когда подыскивают первую попавшуюся причину, обычно ложную и порожденную ложным взглядом на мир»[264]. Итак, здесь видим замкнутый круг: суеверия есть плод неполного знания святоотеческой традиции, традиций Церкви, а богословская неграмотность и попускает, до некоторой степени, порождает эти суеверия.

Так что первым шагом в борьбе пастыря с языческими рецидивами в сознании прихожан, является повышения уровня богословских познаний самого пастыря. Глубокое ознакомление его, не по книгам только, теоретически, а опытно, со Священным Писанием и Преданием Церкви, святоотеческим наследием, с пониманием этими Святыми отцами основных истин веры. Ведь, по словам епископа Илариона (Алфеева): «Учение Отцов – та основа, на которой должна созидаться Церковь», поэтому, как справедливо указывает епископ Иларион, «без твердой патристической основы возрождение русского богословия немыслимо…»[265]. Протоиерей Георгий Флоровский также считает, что «…отеческая письменность есть не только неприкосновенная сокровищница Предания… Отеческие творения являются для нас источником творческого вдохновения, примером христианского мужества и мудрости…»[266].

Ведь богословская наука это отнюдь не есть только теоретические познания. Святоотеческое понимание богословия замечательно резюмировано современным греческим богословом Христосом Яннарасом: «В православной Церкви и в предании, богословие имеет совсем другое значение, чем то, которое ему придается сегодня. Это Божий дар, плод внутренней чистоты христианской духовной жизни. Богословие отождествляется с непосредственным видением личного Бога, с личным опытом преображения творения нетварной благодатью»[267]. Таким образом, продолжает он, богословие - это не ««теория мира или метафизическая система», а «выражение и формулировка церковного опыта»... не интеллектуальная дисциплина, а опытное участие, общение»[268].

Описывая нынешнее состояние богословской науки, профессор Осипов А. говорит: «Станут ли духовные школы духовными или будут богословскими, как перед революцией, т.е. светскими? Удастся ли воспитать пастырей и архипастырей, а не наемников? Будут ли наши духовники старшими братьями, добрыми советниками, как пишет свт. Игнатий, или пойдут по пути вождей тоталитарных сект, требующих беспрекословного послушания себе как Богу?»[269]. Кто ответит на ряд этих актуальнейших на сегодняшний день для нашего Православия вопросов? А возникновение этих вопросов, само по себе, не есть ли уже тревожным зовом к совести каждого пастыря?.. Поэтому, пастырь непременно должен стремиться, как можно глубже погрузиться в изучение богословия, и это изучение ни в коем случае не должно закончиться с окончанием духовного учебного заведения.

И только богословски грамотный священнослужитель может распознать суеверные языческие учения, отличить их от Церковной Традиции и адекватно отреагировать на них. Ведь есть традиции, которые и не принадлежат к исконно церковным, но и не противоречат им. В контексте борьбы христианства с язычеством многие нехристианские идей были рецепцированы христианством. «Впитывая в себя языковой материал и мыслительные построения из внехристианского мира и преображая все это в свете Христовом, церковь связывала себя… с религиозным миром язычества, освящая, преображая то, что, как частицу истины и правды, находила она в языческом мире… Считаясь с исторической инерцией, в силу которой народные массы свыклись со своими языческими праздниками, христианство порой брало те же даты, влагая в них новое содержание»[270].

К примеру, К. Думитрашков находит целесообразным признать и воцерковить отдельные обычаи. Касательно таинства брака, он пишет, что «некоторые из них придают только больше торжественности и веселия брачному торжеству, и потому, хоть и не освящены Церковью, могут быть допустимы»[271]. Касательно же других, «которые противны не только христианской скромности, но и вообще благоприличию…требуют если не решительного уничтожения, то по крайней мере, очистки и исправления»[272].

Ведь если какой-то обычай изъять резко[273], то можно повредить душу человека и навсегда потерять его для Церкви, как в притче о плевелах («Но он сказал: нет, - чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы» - Мф. 13. 29). Нужно постараться его максимально воцерковить, рецепцировать в православие. В языческую «оболочку» вложить «ядро» христианства. Но здесь есть опасность впасть в синкретизм, можно нечаянно смешать главное и второстепенное. Здесь нужно помнить главное правило: «Только та рецепция внехристианской истины или правды верна, которая исходит от Церкви, ибо Истина вручена не отдельным умам, а Церкви, в которой живет и действует Святой Дух. Рецепция поэтому осуществляется только Церковью…»[274]. И если пастырь действительно богословски образованный, то он всегда увидит эту границу.

Особый подход к народотворчеству может быть у пастыря-миссионера. Некоторые проявления народничества, «фольклор (от которого неотъемлемы оккультные фантазии) в иные времена может быть терпим по миссионерским соображением (сначала ты прими Евангелие, а потом твои языческие привычки потихоньку отпадут сами собой). Но не может быть терпимости к оккультному псевдоцерковному фольклору в условиях, когда вокруг нас много людей сомневающихся и даже жаждущих чем-либо уколоть Церковь»[275].

Как показывает статистика (см. IV-ю главу), суеверными оказываются, в основном, люди религиозные, церковные. Характеризуя язычество с точки зрения психологии, священник Пикалев А. пишет: «Язычество – это психология, это когда духовность подменяется душевностью, это и есть состояние души без Бога. Такое, как не странно, часто можно наблюдать и в церковной ограде»[276]. Однако тот факт, что суеверны только люди церковне, не всегда верен. Мнение о возрастании интереса к оккультизму в сегодняшнем обществе, которое в большинстве своем на первый взгляд не совсем религиозно, подтверждает и диакон Андрей Кураев: «Заходит речь о Православии - и оно обвиняется в «обрядоверии» и «магизме». Но тот же самый человек обращается к миру нехристианских, языческих и шаманских практик, и тут он уже преисполнен решимости обрести эзотерический смысл самых странных обрядов и признать весьма полезной любую языческую практику насыщения любого предмета любой «энергией». И даже многим церковным людям еще невдомек, что протестантизация Православия ведет в тупик, потому что делает нас безоружными перед возрожденным язычеством. Будущее церковной мысли - в развитии «философии культа». Хватит баловаться морализаторством и в обрядах видеть только символы, а в богослужении - проповедь. Пришел враг более страшный, чем рационализм. Пока мы доказывали, что наши обряды не магия, пришла действительно магия. И защищаться от нее надо не словом, а благодатью»[277]. «И по сути это глубоко верно: вера всегда включает в себя элемент борьбы с суевериями. Богословский разум всегда осаживает религиозно-фольклорные, магические и языческие «предрассудки»[278].

А теперь, конечно же, укажем на один из основных методов борьбы пастыря с язычеством, магизмом, в сознании прихожан – проповедь. Она является одной из главнейших обязанностей пастыря, ибо, по апостолу Павлу, «…если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую!.. За что же мне награда?..» (1 Кор. 9. 16, 18). Именно она, «церковная проповедь, должна не только пробуждать религиозный энтузиазм, но и нередко - сдерживать его, осаживать… Ничего необычного в такого рода предложении нет. Например, в монашеской практике принято осаживать новичка, чинить препятствия тому, кто желает принять монашество. Чтобы выяснить мотивы человека и твердость его намерения, крепость его веры, у монастырского порога скорее отгораживаются от пришедшего, чем зазывают его. «Если увидишь юношу по своей воле восходящего на небо, удержи его за ногу и сбрось его оттуда: ибо ему это полезно»»[279].

Современные пастыри зачастую, выходя на проповедь, изобилуют историческим материалом, а темами своих проповедей священники, в основном, избирают истории событий, праздников. Касательно нашей тематики, да и вообще духовной жизни человека, очень многое бы прояснилось для прихожан, если бы в проповедях поднимались темы по литургическому богословию. Тот факт, что при крещении Руси язык богослужения был церковнославянским, можно считать был в пользу распространения Православной веры. Но времена меняются, и сейчас уже этот богослужебный язык с трудом понимают сами священнослужители, не говоря уже о прихожанах.

Об этом, как серьезной проблеме, говорилось еще на Поместном соборе 1917-1918 годов будущим патриархом Святителем Тихоном (Белавиным)[280]. О той же проблеме говорил в предсоборное время епископ Полоцкий Серафим: «В полемике с католичеством православные богословы всегда указывают на свое богослужение как на одно из преимуществ Православной Церкви ввиду его особой назидательности. Однако на практике оно далеко не достигает той цели, для которой создано благодатными носителями Православия. Причина этого кроется прежде всего в его непонятности для большинства верующих. Ввиду этого необходимо прежде всего улучшить язык богослужения, сделать его более ясным и понятным в отдельных словах и конструкциях»[281]. О вопросе богослужебного языка говорит и нынешний патриарх Московский и всея Руси Алексий II: «Славянский язык не для всех понятен: поэтому многими литургистами нашей Церкви давно уже ставится вопрос о переводе всего круга богослужебных текстов на русский. Однако попытки перевода богослужения на современный разговорный язык показали, что дело не исчерпывается только заменой одного словарного состава на другой, одних грамматических форм на другие. Литургические тексты, употребляемые в Православной Церкви, являются наследием византийской древности: даже переведенные на современный язык, они требуют от человека специальной подготовки... Поэтому проблема непонятности богослужения не исчерпывается только вопросами языка, которые, безусловно, должны ставиться и решаться. Перед нами более глобальная, поистине миссионерская задача - научить людей понимать смысл богослужения»[282].

И вот православный человек, придя в храм для принятия Причастия, и не понимая ничего из того, что происходит за богослужением, никак не участвуя в нем, становится в притворе и пережидает Литургию, чтобы в конце его причастили. Отсюда и магическое отношение к Таинству. А если бы пастырь предварительно объяснил на проповеди смысл основных богослужебных текстов Литургии, то прихожанин бы с большей активностью участвовал в Таинстве, именно участвовал, а не пережидал его. Ведь священник не шаман, он молится за народ, но и вместе с народом, вот почему в древности и не существовало такого понятия как церковный хор, и в древних служебниках священнику сослужат именно «людие». И когда приносят на освящение в храм вербы, куличи, плоды, то после предварительной проповеди, излагающей смысл молитв, народ бы уже не ждал, пока священник сделает свое дело, но вместе со священником освящал бы свои приношения совместной молитвой.

Нужно указать и о разъяснении священником истин веры, незнание которых и приводит к магизму: «Люди ищут в христианстве магию, житейскую пользу, не стремясь очистить свою душу и посвятить свою жизнь Богу, как того требует Православная Церковь. Конечно, в этом есть доля пастырской вины. Священники сами часто недостаточно хорошо объясняют прихожанам основы Православной веры… Поэтому лучшее лекарство от лжи и заблуждений – это любовь к Богу, к Его святому закону и к Церкви как вместилищу Божественной благодати, а любовь эта достигается через покаяние, осознание собственно греховности. Каждому верующему необходимо понять, что он сам в силу своей греховности является причиной своих духовных и житейских проблем, а не колдунья, живущая по соседству. Вот осознание своей греховности – самое неприятное, но и самое необходимое в жизни христианина»[283]. Также незнание истин своей веры приводит к тому, «…что в тех нужных случаях, где именно нам, православным Христианам, всего бы прямее и спасительнее прибегать к святой воде, многие из простолюдинов обращаются к ворожеям, по-своему для них приготовляемых воду, в силу которой верят и пользуются ею, не обращая внимания на имеющуюся у них истинно-спасающую воду»[284]. Там же священник Никольский указывает, что никакие оправдания от тех же ворожеев принимать не следует, так как «Сказано в Церковных правилах: аще и Святыя Троицы имя глаголется при ворожбе, аще и Святых будут призывания, аще и знамение крестное наводится, бежати подобает сицевых и отвращатися»[285]. Совет священника Никольского Н. следующий: «Приходские пастыри должны осуждать и запрещать ворожбу чем бы то ни было… Надобно внушать прихожанам, что в ворожбе не польза, а зло, вред и великий вред перед Господом Богом… Надобно внушать, чтобы православные христиане, в случаях болезни, прибегали, прежде всего, и более всего, с молитвою ко Господу Богу… к духовным лекарствам, как например, к пречистым, животворящим Тайнам Христовым, к Таинству елеосвящения. Затем, кто имеет возможность, пусть обращается к законным, и правительством, и Богом поставленным лекарям…»[286]. Отказ от врачей некоторых «особо ревностных православных» видим и в наше время, когда по совету так называемых младостарцев их духовные чада отказываются лечиться, но это уже другая крайность.

Почему-то забыта пастырская практика домашних духовных бесед. Церковная, амвонная проповедь, в сравнении с такими беседами, да и вообще, довольно сложна и требует от пастыря глубокой эрудиции. За богослужением в храме рядом стоят и сельскохозяйственный работник, и школьная учительница, и доктор наук, там можно найти как людей постарше, так и молодежь. И не всегда священнику удается подобрать тематику, стиль проповеди, чтобы быть интересным всем социальным слоям общества, которые составляют его приход. Когда же священник идет в конкретную семью, зная, на каком духовном, культурном уровне находятся эти люди, то он уже заранее настроен на определенную тематику беседы, стилистику своей речи и так далее.

Упоминая имевшие место на брачных обедах бесчинные пляски[287], Думитрашков К. советует пастырю: «Каждому виновному сделать внушение на исповеди, угрожая епитимиею, в случае нового ослушания. Но еще лучше, если священник сумеет склонить прихожан к послушанию кроткими и благоразумными домашними убеждениями»[288], то есть, видим, что в дореволюционное время домашние беседы были заурядным явлением.

И, конечно же, нельзя не упомянуть как метод собственный пример самого пастыря. Свой опыт борьбы с суевериями на этой основе дает протопресвитер Георгий Шавельский, он пишет: «Кроме увещаний и наставлений пастырь должен в собственной жизни показывать пренебрежение к суевериям. Часто такое пренебрежение лучше самых красноречивых увещаний убеждает суеверов в праздности и суетности их суеверий»[289]. Далее священник Шавельский Г. приводит пример из своей личной пастырской практики, когда он был священником Полоцкой епархии. Поскольку пример очень наглядный, то считаем уместным его привести. «В то время был распространен суеверный страх перед так называемыми «заломами»… «Заломы», по поверью крестьян, делались злыми людьми, колдунами и предвещали владельцам нивы, на котором оказывался «залом», большое несчастье. Чтобы отстранить беду, хозяева, у которых оказывался «залом», в одних случаях пользовались как противоядием разными нашептываниями и вычитываниями ворожей и заклинателей, а в других – обращались к священникам, которые иногда выезжали к месту «залома» и читали молитвы против заклинаний. Так, однажды обратились и ко мне. Считая, что совершать какой бы то ни было церковный чин против «залома», значит утверждать верования простых людей в силу «заломов», я предложил обратившемуся ко мне крестьянину вырвать «залом» и тем покончить с делом. Но тот с ужасом запротестовал против моего предложения. Пришлось мне выехать к «залому»… Привели к «страшному» месту… За мною собралась почти вся деревня. Все ждали, что я начну вычитывать молитвы, заклинать бесов. Но я обратился к собравшимся с речью, в которой старался разъяснить им, что их страх перед «заломом» ни на чем не основан, что «заломы» - это проделки дурных людей, пользующихся их предрассудком. «Чтобы вы убедились, что «залом» - пустое дело, я сейчас вырву его» - закончил я свою речь и протянул к «залому» руку. «Батюшка, не делай этого! Погубишь себя!» - воскликнул стоявший около меня старик, уцепившись за мою руку. Но я все же схватил «залом» и вырвал его… Слух о моем поступке очень быстро разнесся по всему приходу, и меня в следующие дни посетило немало моих прихожан, справляющихся о моем здоровье. Конечно, никакой катастрофы со мной не произошло. А страх перед «заломами» как будто в моем приходе после этого пропал навсегда»[290].

Советует священник Г. Шавельский и обращение к властям об устранении суеверий, но в наше время, когда государство отделено от Церкви и даже насторожено к ней относится, этот метод не будет иметь успеха.

Указывает протопресвитер Шавельский Г. и «…еще одно средство для пастырской борьбы с суевериями. Это – епитимии тайные и публичные. Первые уместны в тех случаях, когда член паствы остается невнимателен к разъяснениям и убеждениям пастыря оставить суеверие; вторые – обязательны, когда суеверие производит общественный соблазн…»[291].

Но с епитимией нужно обращаться очень осторожно, применяя ее сугубо индивидуально, а то можно навсегда поранить душу человека. Например, если человек дважды в своей жизни бывавший в храме приходит ко причастию и на исповеди признается в грехе суеверия, и если его отлучить от причастия, то он вообще никогда не придет в храм так как не ходил и раньше. Но если человек церковный на исповеди признается в своем грехе, то епитимия послужит ему только лекарством.

Иногда может помочь пастырю, до некоторой степени, и начатки знаний по пастырской психиатрии, на которую делает особый акцент архимандрит Киприан (Керн)[292]. Она будет актуальна для восстановления в веру истинную тех суеверов, в основном это люди образованные, интеллектуально развитые, так называемая интеллигенция, которые впали в суеверие путем повышенного интереса к мистике как таковой. Начиная с XIX века, когда вольнодумство с особой силой витало в ученом обществе, и, заканчивая нынешним временем, когда современный человек «сорвался с цепи» атеизма и перед ним во всей красе открылись горизонты разного рода религиозных течений, этот патологический интерес выражен очень ярко. Именно на этой почве, у людей, практикующихся на теософии, оккультизме, астрологии возникают заболевания, которые специалисты-психологи (а именно к ним сейчас обращается современное общество, среди которых наши прихожане, пусть даже потенциальные) могут и не заметить или не хотят заметить. Но опытный пастырь-духовник явно видит этот вред, который наносит человек своему духовному, а, следовательно, и физическому (иногда это очень ярко выражено) здоровью.

Сравнивая внешнее проявление язычества среди нашего народа с нравственным пороком, профессор Голубинский Е. говорит: «Язычество, созданное самими людьми и следовательно для удовлетворения всех потребностей их натуры, содержит в себе нечто такое, что не только не могло быть оставлено тотчас после принятия христианства, но что почти до такой же степени никогда совершенно не оставляется человеком, как в области нравственной грех»[293].

В данной главе мы сделали попытку очертить те основные моменты, которые помогут настроиться пастырю на нужный лад в проблеме борьбы с проявлением суеверий в его приходе. Дать какую-то конкретную инструкцию по искоренению языческих пережитков среди прихожан вряд ли возможно. Каждый человек создан Творцом как индивидуум, и, следовательно, к каждому нужен особый подход. Священник же лишь сеятель Слова Божьего на ниву человеческой души, взращивать же будет Сам Господь. Пастырь не должен отчаиваться, если в этом труде его постигают неудачи, каждый получит свою награду, главное, сделать все, что зависит от пастыря именно в эту минуту, а далее – «время сотворити Господеви»[294].

З А К Л Ю Ч Е Н И Е

Сейчас, когда миновала эпоха атеистических гонений на Церковь, каждый открыто и свободно может исповедовать свою веру во Христа перед людьми. В Церковь начали приходить люди разных слоев общества, которые приносят с собой и остатки своей личной религии, мало того, «…люди, привыкшие к «расширению сознания», приходят в Церковь и навязывают Ей свой способ мышления»[295]. С этими суеверными проявлениями и должен бороться пастырь.

Следующее, что нельзя упустить из виду современному пастырю – это столь модная в наше время тенденция современного общества, а особенно молодежи, к возрождению «исконно русской (украинской, белорусской) веры», конечно же имеется в виду славянское язычество. По определению В. Шнирельмана, «…под русским неоязычеством следует понимать движения, ставящие перед собой цель сконструировать «истинно русскую религию», которая точно удовлетворяла бы современным потребностям русского общества и русского государства»[296]. Причем эти движения прикрываются личиной[297] Православия. Например, на Украине профессор Национального Университета имени Т.Г. Шевченко Лозко Г. организовала и зарегистрировала Громаду Украинских Язычников «Православие». Пока что эти движения в большинстве своем носят характер чисто националистический[298], но чем дальше, тем больше это явление неоязычества приобретает характер глубокого религиозного убеждения.

Деятели культуры, образования, науки, политики так много говорят по поводу возрождения духовности. Но духовность ими понимается отнюдь не в нашем, православном, понимании ее как борьбы со страстями, со своей греховностью, но как явление чисто внешнего порядка. В школы, вузы вводятся курсы по народоведению, национальной этнологии, которые повествуют о культуре нашего народа до принятия христианства. Как будто и не было тысячелетней истории христианства на Руси. А если и затрагиваются христианские традиции, то с большой примесью язычества, где извращаются основные истины нашей Православной веры. А приобщение к великой культуре, духовности Византии в акте принятия Русью христианства сейчас называется «экспансией чужой веры».[299]

На все эти явления нужно как-то реагировать и, прежде всего, конкретному пастырю на конкретном приходе, неся в мир семя истинной веры Христовой.

Тот магизм, который сохранили наши прихожане, синтезировав его с христианством, составляет кокой-то особый пласт религиозности, который проявил себя как восточнославянское двоеверие.

В данной работе сделана лишь попытка поднять проблематику. Это отнюдь не исчерпывающее изложение темы, после которой ее (эту тему) можно закрыть. Она еще ждет своего более скрупулезного исследователя.

16. 05. 2006. Иценко А.Г.

Б И Б Л И О Г Р А Ф И Я

1. Библия. М., 2001.

2. Книга правил. #"#">www.comstar.ru

5. Феофилакт, архиепископ Болгарский. Толкования на Деяния Святых Апостолов. Просветитель. Электронная библиотека православной информации. www.seminaria.bel.ru.

6. Агриков Т. Лекции по Пастырскому богословию для І курса МДА. Загорск, 1992.

7. Амвросий (Юрасов), архимандрит. О вере и спасении. #"">#"">#"#">#"#">#"#">#"#">#"#">#"#">#"#">#"#">#"#">#"#">#"#">www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sm4.cgi?item=17r020710153005

58. Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе. Часть I. СПб., 1906.

59. Певцов В.Г., прот., проф. Лекции по церковному праву. #"www.voskres.ru/idea/senses1.html">#"#">www.pravoslavie.ru/cgibin/polemika.cgi?item=9r041007110656

63. Православная энциклопедия Русской Православной Церкви. М., 2000.

64. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси.

#"#">#"#">www.lib.by/nn/2001/44/24.htm

Периодические издания:

1. Минские епархиальные ведомости. Мн., 1975.

2. НГ- религии. М., 1997, февраль.

3. Руководство для сельских пастырей. 1880. Т. 1.

4. Руководство для сельских пастырей. 1865. № 4..

5. Церковь и время. № 1 (4). 1998.

6. Український історичний календар.’96/За ред. Толочка П.П. К., 1995.

П Р И Л О Ж Е Н И Я

Приложение 1

Молитва-заговор

«На сионской горе, на шелковой траве Божья Матерь почивала. Пришел к Ней Сынок Её.

- Матко, если спишь – пробудись.

- Матко, что Тебе за дивный сон снился?

- Ой, Сыну Мой Сыну, снился Мне сон дивный: Тебя Иуда взял, на Кресте распинал, ручки и ножки гвоздиками прибивал, на головку терновый венок покладал.

В Воскресенье рано, солнышко всходит, Божья Мать Своего Сыночка за рученьку водит: повела на утрень, с утрени на обедню, с обедни на вечерню, с вечерни на море. На море камень лежал, на камне церковь стояла, в той церкви престолы стояли на престолах свечи пылали. И сам Гоподиь Бог почивал, ручки и ножки сложил.

Пришли к нему апостолы Петро и Павло:

- О, Господи, за что принимаешь муки и раны?

- Не дивитесь, Петре и Павле, на Мои муки, на Мои раны, а берите Крест в правую руку да идите по всему миру, да говорите малому, старому, слепому, кривому: «Кто будет Божье Слово вспоминать, тот не будет муки такие принимать: не будет в огне погибать, не будет в воде потопать».

Господи, сохрани меня от всякого злого: от огня, от солнца, от бури, от ползучего, от летучего, от стоящего, от лежащего. Аминь».

Записано со слов прихожанки Полюхович Анастасии Васильевны.

[1] Каким бы тенденциозным ни был хоть один из многих ученых, которые занимались историей Церкви, каждый из них в главе о духовном состоянии народа, любого периода, с особой остротой ставит наличие языческих пережитков в сознании прихожан, говоря о трудности с такого рода явлениями.

[2] Ныне папа Римский Бенедикт XVI.

[3] Кураев А.В., диакон, проф. Оккультизм в православии. М., 1998. С. 197.

[4]Сами носители этой «культуры» некоторые ее проявления и культурой-то уже справедливо не зовут, хорошо, хоть есть смелость признаться. Например, эстрадное пение, которое всегда принадлежало ведению культуры, сейчас прямо называется «шоубизнесом». Желания античной черни - «рanem et circenses» - налицо.

[5] Кураев А.В., диакон, проф. Оккультизм в православии… С. 22.

[6] Там же. С. 24.

[7] Симеон Франк говорит об этом так: «Эти, как обычно говорится, "проклятые" вопросы или, вернее, этот единый вопрос "о смысле жизни" волнует и мучает в глубине души каждого человека. Человек может на время, и даже на очень долгое время, совсем забыть о нем, погрузиться с головой или в будничные интересы сегодняшнего дня,…Но жизнь уже так устроена, что совсем и навсегда отмахнуться от него не может и самый тупой, заплывший жиром или духовно спящий человек: неустранимый факт приближения смерти и неизбежных ее предвестников - старения и болезней, факт отмирания, скоропреходящего исчезновения, погружения в невозвратное прошлое всей нашей земной жизни со всей иллюзорной значительностью ее интересов - этот факт есть для всякого человека грозное и неотвязное напоминание нерешенного, отложенного в сторону вопроса о смысле жизни». (Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1992. С. 149.

[8] Яннарас Х. Вера Церкви. Введение в православное богословие. М., 1992. С. 27.

[9] Цит. по: Каллист (Уэр), епископ. Православная Церковь. М., 2001. С. 247.

[10] Агриков. Т. Лекции по Пастырскому богословию для І курса МДА. Загорск, С. 39.

[11] «Которая (Церковь – А.И.) есть Тело Его, полнота Наполняющего всё во всём» (Ефес. 1. 23).

[12] Разделение Церкви на земную, историческую и небесную вносит в православную экклесиологию момент схоластический, несколько чужд восточному христианству. Ведь «православное богословие никогда не рассматривает земной аспект церкви изолированно: оно всегда мыслит о церкви во Христе и Святом Духе». Каллист (Уэр), епископ. Указ. соч. С. 248.

[13] Яннарас Х. Указ. Соч. С. 177.

[14] Каллист (Уэр), епископ. Указ. соч. С. 248.

[15] «Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10 17).

[16] Шантаев А., священник. Священик. Колдуньи. Смерть. Этнографические очерки сельского прихода. М., 2004. С. 6.

[17] Цит. по: Цыпин В., протоиерей. Курс церковного права. Клин, 2002. С. 451.

[18] Певцов В.Г., протоиерей, проф. Лекции по церковному праву. #"#_ftnref19" name="_ftn19" title="">[19] Шантаев. А. Указ. соч. С. 10.

[20] Сакраментология (лат. sacraments – тайна) – учение о таинствах.

[21] Лосский. В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991. С. 137.

[22] Киприан (Керн), архимандрит, профессор. Евхаристия. М., 2001. С. 7-8.

[23] Антоний (Блум), митрополит. Пастырство. Мн., 2005. С. 43.

[24] Киприан (Керн), архимандрит, проф. Православное пастырское служение. Клин, 2002. С. 15 – 21.

[25] В этимологическом анализе этого слова большое значение придаем еврейскому языку, так как уже в Ветхом Завете (то есть, еврейской среде Богоизбранного народа) видим идею пастырства: «И возьми к себе Аарона, брата твоего, и сынов его с ним, от среды сынов Израилевых, чтоб он был священником Мне» (Исх. 28. 1). «Хотя этот иерархический строй учережден Богом, но, однако, и он еще не был таковым, который появился в новозаветной Церкви. Он имел начальную форму и носил прообразовательный характер». (Иоанн (Маслов), схиархимандрит, магистр. Лекции по Пастырскому Богословию. М., 2001. С. 46).

[26] Там же. С. 12.

[27] Шавельский Г., протопресвитер. Православное пастырство. София, 1930. С. 17.

[28] Антоний (Блум), митрополит. Пастырство. Мн., 2005. С. 44.

[29] Антоний (Блум), митрополит. Указ. соч. С. 20.

[30] «Для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9. 22).

[31] Многие пастыри таким образом думают внушить пастве мнение о своей, якобы, духовной строгости.

[32] Киприан (Керн), архимандрит, проф. Православное пастырское служение… С. 119.

[33] «Тщеславное желание быть не таким, как прочие человеки…, вызывают к жизни псевдопастырскую деятельность разных лжестарцев.., Некоторые священнослужители , настоятели… ведут себя на приходе как мини-папы, мини-цезари и грубо, властно требуют беспрекословного подчинения своей, часто неразумной, воле, своему эгоизму…» (Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. «Остерегайтесь производящих разделения и соблазны…».//Искушения наших дней. М., 2003. С. 9, 10.)

[34] Соколов В., диакон. Младостарчество – соблазн нашего времени.// Искушения наших дней. М., 2003. С.52.

[35] Там же. С. 52.

[36] Там же. С. 59.

[37] Мария (Скобцова). Типы религиозной жизни. #"#_ftnref38" name="_ftn38" title="">[38] Там же. С. 54.

[39] Шавельский Г., протопресвитер. Православное пастырство. СПб., 1996. С. 199.

[40] Там же. С. 199.

[41] Там же. С. 34.

[42] «Мы привыкли к выражению «Израиль – богоизбранный народ»… Но при внимательном чтении Библии история получается совсем иная: Израиль не богоизбранный народ, а богосозданный. «Этот народ Я образовал для Себя» (Ис. 43, 21). У Израиля не было истории, которая бы предшествовала его вступлению в Завет с Богом. (Кураев А.В. диакон, проф. Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир. М., 2003. С. 168.

[43] См. Кураев А.В. диакон, проф. Уроки сектоведения. СПб., 2002. С. 79.

[44] Цит. по: Там же. С. 78.

[45] Цит. по: Осипов А.И., проф. Путь разума в поисках истины. 4-е изд. М., 2005. С. 99.

[46] Зеньковский В., протоиерей. Апологетика. М., 2002.С. 102.

[47] Осипов А.И. проф. Путь разума в поисках истины… С. 282.

[48]Цит. по : Рыбаков Б. А. Языческие традиции и христианство в Древней Руси. Язычество. #"#_ftnref49" name="_ftn49" title="">[49] Там же. #"#_ftnref50" name="_ftn50" title="">[50]Перевезенцев С. Славянская мифолонгия, или первый смысл. #"#_ftnref51" name="_ftn51" title="">[51] Там же.

[52] Шишкин С.П. От Древней Руси до империи Российской. #"#_ftnref53" name="_ftn53" title="">[53] Там же.

[54] Иванов В.В., Топоров В.Н. Цит.по: Васильев М.А. Указ. соч. #"#_ftnref55" name="_ftn55" title="">[55] Флоренский П., протоиерей. Вопросы религиозного самопознания. М., 2004. С. 150.

[56] Фадеев А.Ю. Религия древних славян. Кострома, 2002. С. 22.

[57] Каллист (Уэр), епископ. Указ. соч. С. 85.

[58] Рыбаков Б. А. Указ. соч.

[59] Перевезенцев С. Указ. соч.

[60] Фадеев А.Ю. Указ. соч. С. 3.

[61] Цит. по: Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916. С. 95.

[62] Петрушко В.И. Указ. соч. С. 7.

[63]Василенко. История Православной Церкви в России. Киевский период. Просветитель. www.seminaria.bel.ru

[64] На них опирается Васильев М.А. Особенности формирования и развития восточнославянского язычества. #"#_ftnref65" name="_ftn65" title="">[65]Эти божества «верованиям других ветвей славянства достоверно не известны и являются, следовательно, специально восточнославянскими , их присутствие составляет одну из ярких особенностей дохристианских верований этой отрасли славян.» (Васильев М.А. #"#_ftnref66" name="_ftn66" title="">[66] Иванов В.В., Топоров В.Н. Цит. по: Васильев М.А. #"#_ftnref67" name="_ftn67" title="">[67]Рыбаков Б.А. Указ. соч.

[68] Павлюк С.П. Українське народознавство. Навчальний посібник. К.: «Знання», 2006. С. 99.

[69] Карташев А. В. Указ. соч.. С. 64-69.

[70] Цит. по: Петрушко В.И. История Русской Церкви. М., 1999. С. 8.

[71] Иоанн (Снычев), митр. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб.: Издательство Л. С. Яковлевой, 1994 — 352 с.

[72] Шевчук В. Верховні божества.//Український історичний календар. К. 1995. С. 33.

[73] Хотя многие сомневаются в подлинности этой книги, например, см. Творогов О.В. Влесова книга. #"#_ftnref74" name="_ftn74" title="">[74] Цит. по: Ребіндер Б. Влесова книга: життя та релігія слов`ян. К., 1999. С. 34.

[75] Хоть, к примеру, Шнирельман В., ссылаясь на В.Н. Топорова и Е.Е. Левкинскую, говорит, что и сами неоязычники, и вообще исследователи славянского язычества «…нередко включают в пантеон славянских богов, по сути либо не были таковыми в прямом смысле слова, либо отражают вторичный процесс переосмысления и являются результатом «кабинетного» мифотворчества. К таковым относятся Дана, Лель, Полель, Дидо, Ладо, Купало, Коляда, Ярила, Курент, Троян, Род, Морена… Чернобог и несомненно Белобог» (Шнирельман В.А. Перун, Сварог и другие: русское неоязычество в поисках себя.//Неоязычество на просторах Евразии. М., 2001. С. 15.).

[76] Грушко Е. Медведев Ю. Словарь славянской мифологии. Нижний Новгород: «Русский купец», 1995. С. 262.

[77] Гаврилов Д. Указ. соч.

[78] Егоров В., Крылов К. Боги славян. paganism.ru.

[79] Цит. по: Гаврилов Д. Указ. соч. Божество Род упоминается в таких памятниках как «"О вдохновении святаго духа", "Слове об Идолах", "Слово Исайи пророка", рукописи Четьи Минеи из древнерусского духовника. Возможно, как Стрибог, т.е. стрый (старый) бог-отец упомянут в "Слове о Полку Игореве" и русских летописях, а также как Бог в договоре русов Игоря с ромеями». (Там же.).

[80] Фадеев А.Ю. Указ. соч. С. 6.

[81] Там же. С. 8.

[82] Гаврилов Д. Указ. соч.

[83] Цит. по: Там же.

[84] Гальковский Н.М. Указ. соч.

[85] См. Шевчук В. Указ. соч. С. 34.

[86] Рыбаков Б. А. Цит. по: Гаврилов Д. Указ. соч. #"#_ftnref87" name="_ftn87" title="">[87] "Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы" (Цит. по: Гаврилов Д. Указ. соч.).

[88] См. Гаврилов Д. Указ. соч.

[89] «Стри – моравские чехи называют ветер, приносящий непогоду. По этимологическому составу, слову стри присуще значение порыва, ветра, бури. Стри по значению и по этимологическому основанию равен индийскому Saramejas и греческому Έρμείας» (Гальковский Н.М. Указ. соч.).

[90] Войтович В. Українська міфологія. К.: Либiдь, С. 510.

[91] Гаврилов Д. Указ. соч.

[92]Цит. по: Гаврилов Д. Указ. соч.

[93]Там же.

[94] Мельников В. Белая Баба. #"#_ftnref95" name="_ftn95" title="">[95] Там же.

[96] «Среди исследователей славянской культуры нет единого ответа на вопрос, кто был у древних славян богом солнца? Некоторые полагают, что бог солнца у древних славян был Ярило, другие – Даждьбог, третьи называют Световида – это не совсем так. Отчасти каждому из главных племенных языческих богов, какими являлись Даждьбог и Световид, были присущи черты Бога Солнца, с другой стороны, и этим богам и солнцу придавали свойства мужские, свойства Рода (Ярилы)» (Фадеев А.Ю. Указ. соч. С. 11).

[97]Гальковский Н.М. Указ. соч.

[98] Мельников В. Приметы связанные с пищей. #"#_ftnref99" name="_ftn99" title="">[99] См. Там же.

[100] Современные язычники, да и вообще недоброжелатели христианства, упрекают его в ущемлении прав женщины, унижении ее роли в мире и обществе, якобы в отличие от язычества, которое всегда возвышало женщину. Ярким представителем такого мнения, является автор нашумевшего бестселлера «Код Да Винчи» - американский журналист Ден Браун, который очень популярен не только зарубежем, но и на просторах бывшего Советского Союза. Говоря словами своего героя Тибинга, он пишет: «Власть женщины, ее способность дарить жизнь, некогда считалась священной. Но она представляла угрозу подъему и возвышению новой (имеется в виду христианской –А.И.) Церкви, где всегда доминировал (?! – А.И.) мужской образ, главенствовало мужское начало. И вот церковники стали демонизировать священное женское начало, называть женщин нечистыми… Женщина, некогда священная дарительница жизни, превратилась во врага…» (Браун Д. Код Да Винчи. М. С. 387.). Но мы видим, что в язычестве вообще, а в восточнославянском в частности, женское начало всегда начало темное, злое. И это не какая-то персона женщины, а женское начало в принципе. А вот упоминание арабского путешественника писателя Масуди, описывающего славянский обряд погребения: «Когда умирает мужчина, то сожигают с ним жену его живою; если же умирает женщина, то муж не сожигается; а если у них умирает холостой, то его женят по смерти» (Цит. по: Гальковский Н.М. Указ. соч).

[101] Фадеев А.Ю. Указ. Соч. С.14.

[102] Там же. С. 13.

[103] См. Перевезенцев С. Указ соч.

[104] Мельников В. Язычество славян. Гадания (Ворожба). #"#_ftnref105" name="_ftn105" title="">[105] Там же. А скрещивать конечности, особенно в храме, до сих пор некоторые прихожане считают дурным знаком.

[106] Хоть, например, по Фадееву, «Макошь –это не богиня плодородия, а именно богиня итогов сельскохозяйственного года…» (Там же. С. 18).

[107] Цит. по: Гальковский Н.М. Указ. соч.

[108] См. Гаврилов Д. Указ. соч.

[109] Смотри Гальковский Н.М. Указ. соч.

[110] Там же.

[111] Там же.

[112]Там же.

[113] Войтович В. Указ. соч. С. 273.

[114] Там же. С. 273.

[115] Фадеев А.Ю. Указ. соч. С.22.

[116] Гальковский Н.М. Указ. соч.

[117] Гаврилов Д. Указ. соч.

[118] На это указывает А. Фадеев: «Велес – …покровительствовал охотникам. Вследствие табу на обожествляемого зверя назывался «волохатый», «волосатый», «волос», «велес». Обозначал также духа убитого зверя, охотничьей добычей. «Vel» – корень слов со значеним «мёртвый»… С древнейших времён скот считался основным богатством племени, семьи. Поэтому скотий бог Велес был ещё и бог богатства. Корень «воло» и «вло» стал составной частью слова «володеть» (владеть)». (Фадеев А.Ю. Указ. соч. С. 16).

[119] Там же.

[120] Цит. по: Гаврилов Д. Указ. соч.

[121] Цит. по: Там же.

[122] Там же.

[123] Проник он и в русскую литературу, вспомним одноименное произведение Николая Васильевича Гоголя.

[124] Сюда же можно отнести Кащея – божество подземного царства. ««Кошь» - также «кошт», «кость», «костлявый»… Кащей – не настоящий бог смерти, власть его недолговечна» ( Фадеев А.Ю. Указ. соч. С.20).

[125] Фадеев А.Ю. Указ. соч. С. 8.

[126] См. Фадеев А.Ю. Указ. соч.; Васильев М.А. Указ. соч.

[127] Иларион (Алфеев), епископ. Православное богословие на рубеже эпох. К., 2002. С. 411.

[128] «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика…» (Еф. 5. 31,32).

[129] Феофилакт, архиепископ Болгарский. Толкования на Деяния Святых Апостолов. Просветитель. Электронная библиотека православной информации. www.seminaria.bel.ru.

[130] Тертуллиан. Цит. по: Астрология и магия в свете православного учения. #"#_ftnref131" name="_ftn131" title="">[131] Цит. по: Кураев А.В., диакон, проф. Почему православные такие?.. М., 2006. С. 353.

[132] Там же. С. 353

[133] Там же. С. 353

[134] Там же. С. 353

[135] В наше время люди боятся встретить черную кошку (это как классический вариант суеверия), человека с пустыми ведрами, сумкой и даже встреча со священником сулит встретившему несчастье.

[136] Иоанн Златоуст., святитель. Цит по: О суевериях. #"#_ftnref137" name="_ftn137" title="">[137] (Лев. 19. 26; Втор. 18. 12, 14)

[138]Василий Великий., святитель. Цит по: О суевериях.#"#_ftnref139" name="_ftn139" title="">[139] Всем известно утверждение типа «понедельник – день тяжелый» и т.д.

[140] Цит по: О суевериях.#"#_ftnref141" name="_ftn141" title="">[141] Иоанн Златоуст., святитель. #"#_ftnref142" name="_ftn142" title="">[142] Иоанн Златоуст., святитель. #"#_ftnref143" name="_ftn143" title="">[143] Иоанн Златоуст., святитель. Слово на Новый год. #"#_ftnref144" name="_ftn144" title="">[144] Аврелий Августин., блаженный. Цит по: О Суевериях. #"#_ftnref145" name="_ftn145" title="">[145] Православное исповедание веры. Цит по: О Суевериях. #"#_ftnref146" name="_ftn146" title="">[146] Макарий Великий., преподобный. О терпении и рассудительности. Слово 4-е. О Суевериях. #"#_ftnref147" name="_ftn147" title="">[147] Григорий Нисский., святитель. О чревовещательнице. Антология. Восточные Отцы и учители Церкви IV века. Том II. Издательство МФТИ, 2000, сс. 346.

[148] Грирорий Нисский, святитель. О чревовещательнице. Письмо к епископу Феодосию. #"#_ftnref149" name="_ftn149" title="">[149]Святой Максим Грек. Цит. по: Астрология и магия в свете православного учения. #"#_ftnref150" name="_ftn150" title="">[150] Преподобный Амвросий Оптинский. Собрание писем. Письмо 410-е. #"#_ftnref151" name="_ftn151" title="">[151] Кроме свт. Григория Нисского, в его надгробном Слове: «Какай глаз лукавый, какая зависть злая [какой дурной глаз, какое злое волшебство]» (Дунаев А.Г. Цит по: Кураев А. Указ. соч. С. 372). Хотя, опять же это «святой Григорий… превращает просто в литературный прием» (Там же.), проводя аллюзию с языческим волшебством (См. контекст: Там же).

[152] Цит по Кураев А. Указ. соч. С. 371.

[153] Там же. Письмо 422-е.

[154]Лосский В.Н., профессор. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991. С. 55.

[155] Там же. С. 55.

[156] Григорий Палама, Святитель. Цит. по: Лосский В.Н., профессор. Указ. соч. С. 56.

[157] Григорий Палама, Святитель. Цит. по: Там же. С. 56.

[158] См. Лосский В.Н., профессор. Указ. соч. С. 57.

[159] Там же. С. 57.

[160] Давыденков О., священник. Догматическое богословие. М., 2005. С. 316.

[161] Там же. С. 318.

[162] Цит. по: Сарычев В.Д. Конспект лекций по Догматическому богословию для студентов 3-го курса МДС. М., 1965. С. 97.

[163] Лосский В.Н. Указ соч. С. 150.

[164] Там же. С. 149.

[165] Давыденков О. Указ соч. С. 332.

[166] Соколов В., диакон. Указ соч. С. 61.

[167] Цит. по: Мень А., протоиерей. Магиия. Оккультизм. Христианство. #"#_ftnref168" name="_ftn168" title="">[168] Шмеман А., протопресв. Исторический путь православия. Русское - ?

[169] Соколов В., диакон. Указ соч. С. 61.

[170] Осипов А.И., проф. Куда идет христианство. www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sm4.cgi?item=17r020710153005.

[171] При чем смешиваются и языческие «святыни» и христианские, «на всякий случай» (сравни Лк. 16.13).

[172] Языкова И.К. Богословие иконы. www.wco.ru\biblio

[173] Варзанова Т. Во что верят россияне. Колдовство и оккультизм пока уверенно лидируют // НГ- религии. М., 1997, февраль.

[174] Цит. по: Там же. С. 8.

[175] Мень А., протоиерей. История религий. #"#_ftnref176" name="_ftn176" title="">[176] Мень А. Там же.

[177]Немиро М.М. Хрестоматія з народознавства. Рівне., 1993. С. 124.

[178] Там же. С. 124.

[179] Там же. С. 125.

[180] Там же. С. 125.

[181] Напомним, что именно это пособие «Рекомендовано к изданию Министерством образования Украины» (Немиро М.М. Указ соч. С. 2.), и по этому учебнику учится, и будет учиться наша молодежь.

[182] Там же. С. 126.

[183] Там же. С. 128.

[184] Кураев А.В., диакон, проф. Оккультизм в православии… С. 269-270.

[185] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1994. Т. 2. С. 1406.

[186] Но следует напомнить, что Господь всем святым дал равную власть принимать от нас молитвы, и любому святому можно молиться в любой жизненной ситуации. Просто Церковь показывает нам пример как выходил из подобной ситуации, в которую попал человек, данный святой.

[187] Киприан (Керн), архимандрит, профессор. Евхаистия. #"#_ftnref188" name="_ftn188" title="">[188] Укажем, что отнюдь не все прихожане так относятся к Евхаристии. Есть множество православных христиан, особенно в городах, которые правильно, по православному, переживают и Литургию, и всю сакраментальную жизнь Церкви, которые довольно хорошо ознакомлены со святоотеческой письменностью, традицией Церкви. Но факт языческих рецидивов в жизни некоторых прихожан, все-таки, есть и на это надо реагировать пастырю, и реагировать активно, с инициативой.

[189] Бежев. Большой энциклопедический словарь. #"#_ftnref190" name="_ftn190" title="">[190] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый Словарь Русского Языка. М., 1940. С. 770.

[191] Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А.. Энциклопедический словарь. #"#_ftnref192" name="_ftn192" title="">[192] Кураев А.В., диакон, проф. Традиция. Догмат. Обряд. Москва-Клин, 1995. С. 214.

[193]Цит. по: Евдокимов П. Православие. М., 2002. С. 371.

[194] Антоний (Блум), митрополит. Цит. по: Там же. С. 47.

[195] Цит. по: Евдокимов П. Указ. соч. С. 371.

[196] Евдокимов П. Указ. соч. С. 372.

[197] Протоиерей Фома Хопко. Цит. по: Иларион (Алфеев), епископ. Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие. Клин, 2000. С. 107.

[198] Мейендорф И., протопресвитер. Византийское богословие. Минск: «Лучи Софии», 2001. С. 271.

[199] Кураев А.В., диакон, проф. Наследие Христа. Тайное предание таинств. #"#_ftnref200" name="_ftn200" title="">[200] Цит. по: Зайцев А. Число таинств Церкви. #"#_ftnref201" name="_ftn201" title="">[201] Цит. по: Нефедов Г., протоиерей. Таинства и обряды Православной Церкви. Учебное пособие по литургике. М., 2004. С. 17.

[202] Иларион (Алфеев), игумен. Вы – свет мира. Беседы о христианской жизни. Клин, 2001. С. 21.

[203] Цит. по: Мейендорф И., протопресвитер. Византийское богословие… С. 272.

[204] Один православный священник города Риги (Латвия) аргументировал свою практику крещения обливанием тем, что у них в соборе на иконе Крещения Господня при крещении Господа Иоанном Крестителем Христос стоит в воде по колена. (Из личного опыта общения автора).

[205] Певцов В., протоиерей. Указ. соч. С. 97.

[206] См. правило о «бытии при Крещении одному восприемнику» (Булгаков С.В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. Изд. 2-е испр. и доп. Харьков, 1900. С. 907). И Восточная, и Западная Церкви до IX века строго соблюдала эту практику.

[207] Соколов В., диакон. Указ. соч. С. 82.

[208] Латинское слово "transsubstantiatio", буквально переводится как — "изменение по сущности".

[209] Из бесед с клириками Латвийской Православной Церкви, а точнее города Риги, выяснилось, что ряд священников, да и сам митрополит Рижский Александр (Кудряшов) относятся крайне неодобрительно, а то и прямо запрещают причащаться прихожанам на Пасху, при чем никто из них, ни митрополит, ни священники, не могут аргументировать такое свое поведение.

[210] Киприан (Керн), архимандрит, проф. Евхаристия. #"#_ftnref211" name="_ftn211" title="">[211] См. также: Ап. 53; 6 Всел. 13; Анк. 14; Гангр. 1, 2, 4, 14 и 21.

[212] Иоанн Златоуст, святитель. Слово в день Пасхи. #"#_ftnref213" name="_ftn213" title="">[213] Мейендорф И., протопресвитер. Византийское богословие… С. 276.

[214] Кураев А.В. Оккультизм в равославии... С. 270.

[215] Мейендорф И. Брак в православии. #"#_ftnref216" name="_ftn216" title="">[216] Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Избранные сочинения. М., 1994. С. 334.

[217] Иларион (Алфеев), игумен. Вы – свет мира…С. 90.

[218] Цит. по: Евдокимов П. Указ. соч. С. 418.

[219]Хоть, излагая библейскую практику, отец Андрей Кураев говорит: «Когда Адам видит женщину впервые, он произносит очень странные слова: «Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть»… А ведь перед нами формула классического матриархата! Мужчина оставляет своих отца и мать и приходит к жене в дом… Библия же изначально предлагает предполагает нечто совершенно непривычное для на: муж прилепляется к жене… Но затем все изменилось».(Кураев А.В., диакон, проф. Церковь в мире людей… С. 206-207).

[220] Рыбаков Б. А. Народные обереги. Указ. соч.

[221] При венчании автора эти «парочки» чуть не послужили причиной скандала с будущей тещей.

[222] Священник Сильченков С. Указывает, что надо «…пред стольцем (от входа в храм) постилается ковер, или иная какая материя, преимущественно розового цвета, которая служит подножием брачующимся».(Сильченков С., священник. Практическое руководство при совершении приходских треб. К., 2002. С. 111).

[223] См. Украiнськi символи. К., 1994. Немиро М.М. Указ. Соч.

[224] Некоторые священники полесья Украинской Православной Церкви, Сарненской и Полесской епархии, Дубровицкого благочиния, даже останавливают венчание и ждут, пока им принесут рушник, чтобы связать руки венчающимся. (Из личных наблюдений авт.).

[225]Мельников В. Приметы о женихах и невестах. #"#_ftnref226" name="_ftn226" title="">[226] См. Обращения святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II к клиру и приходских советов храмов г. Москвы на епархиальном собрании 16 декабря 1997 г. М., 1998. С. 22-23.

[227] Цит. по: Евдокимов П. Указ. соч. С. 413.

[228] Совет священника УПЦ, Сарненская и Полесская епархия, прихода пгт. Томашгород.

[229] Думитрашков К. Указ. соч. С. 676.

[230] Игнатий (Брянчанинов), святитель. Полное собрание творений. Т. 3. М.: Паломник, 2002. С. 67.

[231] Серафим (Роуз) иеромонах. Душа после смерти. Современные «посмертные» опыты в свете учения Православной Церкви. М.: Сретенский монастырь, 1997. С. 232.

[232] Гук А.И. Учение Святых отцов о мытарствах и его отличие от римо-католического учения о чистилище. Жировичи., 2005. С. 49.

[233] Гальковский Н. М. Указ. соч.

[234] Мельников В. Приметы о смерти и похоронах. #"#_ftnref235" name="_ftn235" title="">[235] Там же.

[236] Там же.

[237] Таким образом, мнение, что «поминать» покойника на могиле со спиртным обычай, навязанный нам из советских времен, не совсем верен. Видим, что этот, не совсем православный, обычай практиковался еще в дореволюционной России, и конечно же, находил осуждение Церкви.

[238] Пригорский А., священник. Обычай так называемого печатания умерших на юго-западной России и борьба из-за него. // Руководство для сельских пастырей. 1880. Т. 1. С. 94, 95.

[239] Странно уже само желание прихожанина православной Церкви навести «порчу» (?!).

[240] Питирим, митрополит. Воспоминания. О служении священника. www.pravoslavie.ru

[241] Булгаков С.В. описывает подробно эту практику. См. Булгаков С.В. Указ. соч. С. 1204.

[242] Там же.

[243] Там же.

[244] Там же. С. 1205.

[245] Пригорский А., священник. Обычай так называемого… С. 98.

[246] Пантин В., священник. Леность духовная. // Искушения наших дней… С. 111.

[247] Цит. по: Кураев А.В., диакон, проф. Традиция. Догмат. Обряд… С. 214.

[248] Кураев А.В., диакон, проф. Церковь в мире людей... С. 414.

[249] «Народная, массовая религия может быть только языческой. Собственно, это просто тавтология: народное и есть языческое. Народная религия может быть не-языческой лишь в том случае, если эта религия не выработана им самим, но предложена ему извне. Но тут нужно очень четко следить за своим языком, терминами: в этом случае народ не "хранит религию", а «держится религии»». (Кураев А.В., диакон, проф. Церковь в мире людей… С. 308).

[250] Петрушко В.И. Указ. соч. С. 11.

[251] Карташев А.В. Указ. соч. С. 239-240.

[252] Гальковский Н.М. Указ. соч.

[253] Гальковский Н.М. Указ. соч.

[254] Турилов А.А. Духовная литература и письменность 10-17 вв. // Православная энциклопедия Русской Православной Церкви. М., 2000. С. 379.

[255] Петрушко В.И. Указ. соч. С. 17.

[256] Там же. С. 30.

[257] Там же. С. 40.

[258] Думитрашков К. Указ. соч. С. 134.

[259] Пикалев А., священник. Церковные суеверия.www.pravoslavie.ru/cgibin/polemika.cgi?item=9r041007110656

[260] Цит. по: Амвросий (Юрасов), архимандрит. О вере и спасении. #"#_ftnref261" name="_ftn261" title="">[261] Бердяев Н. О назначении человека. М., 1993. С. 156.

[262] Осипов А.И. Куда идет христианство. www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sm4.cgi?item=17r020710153005

[263] Петрушко В.И. Указ. соч. С. 13

[264] Кротов Я. Дневник литератора. #"#_ftnref265" name="_ftn265" title="">[265] Иларион (Алфеев), епископ. Православное богословие на рубеже эпох… С. 414.

[266] Цит. по: Там же. С. 414.

[267] Цит. по: Каллист (Уэр). Богословское образование в писании святых отцов. #"#_ftnref268" name="_ftn268" title="">[268] Там же.

[269] Осипов А.И. Куда идет христианство. www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sm4.cgi?item=17r020710153005.

[270] Зеньковский В., протоиерей. Апологетика. М.: Издательский дом «Грааль», 2001. С. 104.

[271] Думитрашков К. Свадебные обычаи, требующие отменения. // Руководство для сельских пастырей. 1865. № 4. С. 126.

[272] Там же. С. 127.

[273] Здесь имеем в виду сомнительные обычаи, значения которых прихожане не понимают, но сильно привязались к ним. Говоря о явных языческих традициях, которые в корне подрывают основные идеи христианства, то такие нужно пресекать решительным запрещением и удалением из практики прихожан.

[274] Зеньковский В., протоиерей. Указ. соч. С. 103.

[275] Кураев А.В., диакон, проф. Оккультизм в православии… С. 179-180.

[276]Пикалев А., священник. Указ. соч. www.pravoslavie.ru/cgibin/polemika.cgi?item=9r041007110656

[277] Кураев А.В., диакон, профессор. О нашем поражении. М., 1996. С. 12-13.

[278] Кураев А.В. диакон, проф. Оккультизм в православии… С. 22.

[279] Там же. С.183.

[280] См. Иларион (Алфеев), епископ. Православное богословие на рубеже эпох… С. 417.

[281] Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе. Часть I. СПб., 1906. С. 148.

[282] Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. О миссии Русской Православной Церкви в современном мире. Речь на торжественном акте по случаю присвоения ученой степени доктора богословия honoris causa Тбилисской духовной академии. // Церковь и время. № 1 (4). 1998. С. 12.

[283] Пикалев А., священник. Указ. соч. www.pravoslavie.ru/cgibin/polemika.cgi?item=9r041007110656

[284] Никольский Н. Несколько слов о ворожбе. // Минские епархиальные ведомости. Мн., 1975. С. 675.

[285] Там же. С. 675.

[286] Там же. С. 676.

[287] По этому поводу, Церковные правила гласят: «Не подобает христианам на браки ходящим скакати или плясати (βαλλειζειν ή ορχεισθαι), но скромно вечеряти…» (Лаод. 53 пр. Цит. по: там же. С. 134).

[288] Думитрашков К. Указ. соч. С. 134.

[289] Шавельский Г., протопресвитер. Указ. соч. С. 353.

[290] Там же. С. 353, 354.

[291] Шавельский Г., протопресвитер. Указ. соч. С. 358.

[292] По его мнению, она должна являться «некоей параллельной областью пастырского душепопечения, которая тем не менее не должна быть оставлена священником без внимания… Существуют такие состояния души, которые требуют совсем иной (…не могут быть определяемы категориями нравственного богословия… ) оценки… которые принадлежат к области психопатологической, а не аскетической… ». (Киприан (Керн), архимандрит, профессор. Православное пастырское… С. 304, 305).

[293] Голубинский Е. История Русской Церкви. Т. I. Ч. 2. М., 1997. С. 834, 835.

[294] Из богослужения проскомидии.

[295] Сысоев Д., священник. Секты и ереси, паразитирующие на православии.//Искушения наших дней… С. 143.

[296] Шнирельман В.А. Перун, Сварог и другие: русское неоязычество в поисках себя.//Неоязычество на просторах Евразии. М., 2001. С. 12.

[297] О нежелании неоязычников выдавать себя за таковых, чтобы не отпугнуть людей, говорит и тот факт, что они не хотят себя афишировать, и даже легализовать, а прикрываются разными именами. Говоря о беларуских неоязычниках, Дерманис А. пишет: «в общем, отказываются (беларуские неоязычники - А.И.) от употребления терминов «поганство», «язычество», считая их как навязанные, и называют себя Друвингами (от ятвясского druvis – «вера»)» (Дзерманіс А. Пра паганства і Друвінгав. www.lib.by/nn/2001/44/24.htm).

[298] См. Неоязычество на просторах Евразии. Под редакцей Шнирельмана В.А. М., 2001.

[299] См. Лозко Г. Іменослов. К., 1998. С. 8.

Опросы

Оцените наш сайт?

	Хорошо
	Отлично
	Полезно было посетить
	Добавил в закладки
	Еще зайду не раз
	Теперь я здесь постоянный

Кто на сайте?

Сейчас на сайте находятся:
345 гостей

Большая коллекция рефератов

Главное меню

Счетчики

Реклама